Большая книга ужасов-16. Страна восковых фигур. Дом тысячи страхов - Елена Усачева

– Чего опять замер? – раздался хриплый голос сзади. – Шевелись! Никто не будет ждать тебя вечно!

Перед глазами у Вовки все плыло. Ему казалось, что он все еще видит русалочий оскал, ледяные глаза. Но глаза отодвинулись в сторону и растворились в воде…

В воде?

Наковальников подпрыгнул, в ту же секунду его снова хлопнули по плечу:

– Ну, чего, малява, застыл? Или гвоздем к месту прибили?

Под зад ему дали увесистый пинок, и Вовка полетел вперед. Вернее, поплыл. И остановился, когда его голова встретилась с краем сундука. Удар был не очень сильный, но достаточный, чтобы привести его в чувство. Как только Вовка чуть-чуть пришел в себя, перед ним показалась лиловая голова спрута.

– Мы снова рады видеть тебя, – мягким голосом пропело чудовище, помахивая щупальцем. – Принес что-нибудь?

Вовка отрицательно помотал головой.

– А ты там посмотри. – Щупальце уперлось в карман шорт. Звякнули монеты.

– Анд-дрей Геннадиевич… – начал Наковальников, приподнимаясь.

Вокруг спрута взлетели пузырьки, на секунду скрыв его от Вовкиных перепуганных глаз. Нахохотавшись, осьминог подполз ближе.

– Ты ошибаешься, дружок, – пробулькал он. – Мы здесь сами по себе, а они там, – он выразительно глянул вверх, – самостоятельно перебиваются.

– Ой, ну, долго еще? – возмутился тип в штиблетах, бросая прозрачный полиэтиленовый мешок на землю. Как кочаны капусты, в нем переваливались несколько отрубленных голов. Потревоженные головы открыли красные глаза, зашевелили синюшными губами.

Икнувший с перепугу, Вовка откатился подальше, оперся о какой-то плоский предмет. За ним переместился спрут.

– Что ты тянешь время? – продолжал нашептывать он. – Все уже давно решено.

– Ч-что решено?

Вовка почувствовал сзади подозрительное шевеление. Он мельком бросил взгляд через плечо и на мгновение забыл, как дышать. За его спиной был гроб, обитый желтенькой тканью с бахромой. По крышке нервно постукивал костяной рукой скелет. Весь его вид выражал крайнюю степень недовольства. На коленях у него сидела кукла в голубом платье и смотрела на Вовку злыми черными глазами.

Этот взгляд поднял Наковальникова на ноги.

– Что вы ко мне привязались? Что хотите от меня? Нате вам ваши монеты! – Рука сама опустилась в карман. Взлетели бурунчики ила, скрывая брошенные золотые. – Только отстаньте!

Он бы еще долго орал и топал ногами – так много у него накопилось за эти дни. Но спрут шевельнул щупальцем, и говорить стало трудно. Вода заволновалась, потемнела, в ней появились ручейки холодного течения, над головами собравшихся замелькали расплывчатые тени.

– Ладно, – пробормотал осьминог, отползая обратно к сундукам. – Времени мало… Монеты – это ерунда. Это то, что ты сам придумал. Мы же твой сон.

– Что? – Вовка почувствовал, что у него сейчас начнется истерика.

– Мы тебе приснились, ты испугался – и вот, пожалуйста, мы здесь. Ты решил, что все портят монеты, и вот каждый, кто с ними сталкивается, начинает тонуть. Ты испугался воды, и вот она уже сама к тебе приходит. Вспомни, как ты сам себя напугал крокодилом…

Тип в штиблетах мелко захихикал.

– А ведь никакого крокодила под кроватью быть не может! – Спрут доверительно наклонился к Вовке. – Как не могут плавать простыни и бегать по стенам глаза. Хорошо хоть Фредди Крюгера не стал бояться – слишком уж он нервный тип.

– В-вас не существует? – До Наковальникова что-то стало понемногу доходить.

– Помнишь старую страшилку? – Спрут не спеша сложил свои щупальца, усаживаясь поудобней. – Переехала семья в новую квартиру на последнем этаже и обнаружила на потолке желтое пятно. Утром пятно стало больше. Мама ушла на работу и не вернулась. На следующий день пятно снова увеличилось. Папа ушел на работу и тоже не вернулся. И вот настал вечер. Сидит мальчик дома один и дрожит, глядя на пятно. А оно растет прямо у него на глазах. Он схватил тряпку и стал его затирать. Потолок стал чистым. Утром мальчик проснулся, видит, пятно в два раза больше стало. Собрался он в школу, вышел за дверь, постоял на лестничной клетке и решил подняться на чердак, посмотреть, если ли такое же пятно там.

При упоминании чердака Вовка поежился.

– Дверь на чердак оказалась открытой, – голос осьминога стал завывающим. – Мальчик вошел! – Спрут подпрыгнул, приблизив к Наковальникову свои огромные глаза, страшно похожие на глаза Бабкиной. – А там сидит котенок и писает!!!

Тип в штиблетах заржал, опрокинулся на спину и задергал тощими ногами. Скелет на гробе довольно заухал. Кукла на его коленях мелко захихикала.

– А родители мальчика, – все тем же мрачным тоном закончил свою историю рассказчик, – стоят рядом и ругают этого котенка!

Спрут замер, наблюдая за Вовкиной реакцией.

Когда до Наковальникова дошло, что над ним просто издеваются, он надулся и обиженно засопел.

– Вы смеяться надо мной тут собрались?

Тип в штиблетах зашелся новым приступом хохота, в котором слышалось захлебывающееся кваканье. Спрут цыкнул на него, и тот отполз подальше в водоросли, но и оттуда слышались довольное подвывание и скрежет костей.

– Нет, не издеваемся. – Осьминог доверительно посмотрел в Вовкины глаза. – Мы предлагаем тебе выбрать. Либо ты остаешься с нами, с хорошо знакомыми тебе крокодилами и гробами. Или поступаешь в распоряжение старых страхов.

– Эт-то что еще такое? – Наковальников оглянулся, ожидая увидеть очередную мерзость.

– Понимаешь, в чем дело… – Спрут многозначительно повел щупальцем у себя над головой. – Люди испокон веков боялись вполне конкретных вещей. Человек утонул, значит, водяной на дно утащил или русалки защекотали. Заблудился в лесу – леший заморочил голову. Умер от удара молнии – Огненный Волк удачно в него плюнул. У бабы тесто для хлеба не подошло – домовой покуролесил. Все свои страхи люди знали и не старались выдумать новых. Но сейчас про старые страхи забыли. Ну, кто, когда пойдет купаться на речку, будет помнить о русалках и бояться их шаловливых пальчиков? Скорее скажут, что подводная лодка рядом прошла или инопланетяне залетные появились. Раньше дети друг друга пугали лешаками, а теперь гробами и черными простынями.

– А я-то тут при чем? – напомнил о себе Вовка.

– С тобой все сложно, – протянул спрут, выпуская изо рта струйку пузырьков. – У тебя была слишком непоследовательная бабушка. Ты боялся крокодила и зеленых глаз. Но зачем-то втянул в эту компанию Игошу. Ты знаешь, кто это такой?

– Чучело неповоротливое, – буркнул Наковальников, вспоминая давешнее явление.

Кукла снова мелко захихикала.

– Не только. – Спрут сердито зыркнул в сторону скелета, и смех прекратился. – Раньше верили, что если ребенок умирает при рождении, то его душа не попадает на небо, а остается на земле, превращаясь в Игошу. Он живет в доме, пакостит по мелочи – нитки путает, соли в суп подсыпает. Иногда может расшалиться – ребенка в колыбели придушить. Или еще чего… похуже.