Чужая страна - Чарльз Камминг

– Это я сказать не могу, – ответил Аким. Но Том и не ожидал, что получит информацию, не подсластив пилюлю.

– Тогда, может быть, я сам тебе скажу, – заметил он. Он подошел к двери и плеснул в стакан на два пальца водки. Надо было встряхнуться, чтобы продержаться минимум утро. – Этих людей зовут Люк Жаво и Валери де Серр. Я думаю, они наняли тебя, чтобы убить Филиппа и Жаннин Мало. – К удивлению Тома, Аким не стал ничего отрицать. – Нам известно, что Франсуа Мало был похищен вскоре после похорон его родителей и его место занял сотрудник DGSE по имени Венсан Севенн. Операция была направлена против человека, занимающего высокий пост в нашей организации.

Драммонд пошевелился и закинул ногу на ногу. Он прекрасно понял, что Том имеет в виду Амелию Левен. Олдрич бросил на него острый взгляд. Опытный волк, предупреждающий молодого щенка, чтобы он держал язык за зубами, подумал Том.

– Я не знаю. – Аким покачал головой. – Может, и так, а может, и нет. – Он поднял руки, как будто защищаясь. Под курткой на нем была обтягивающая черная майка, которая подчеркивала длинные сильные бицепсы.

– Мы знаем, что это правда, – твердо сказал Том. В комнате стояли диван и два кресла. Он встал с дивана и склонился над Акимом, держа в руке стакан с водкой. – Когда МИ-6 раскрыла легенду Венсана, я думаю, Люк и Валери запаниковали. Так? Операция провалилась, и они велели тебе убрать его. Но что делать с Франсуа? Убить его или потребовать выкуп от его матери? – Аким отвернулся, но наткнулся на суровые лица Олдрича и Драммонда. – Ты в курсе, что сегодня утром Валери позвонила моему боссу и потребовала пять миллионов евро за возвращение ее сына?

Аким резко перевел взгляд на Тома и слегка выпучил глаза, как будто у него в горле что-то застряло.

– Какую часть из этих денег они пообещали тебе? Пять процентов? Десять? А как насчет твоего приятеля, который сделал это с моим глазом? – Том показал на заживающую ссадину и улыбнулся. – Ему дадут больше или столько же?

Аким промолчал, и это само по себе уже являлось ответом. Он не желал отвечать на вопросы Тома, потому что не хотел терять лицо.

– Что такое? – Том снова подошел к дивану и сел. – Тебе не заплатят процент от выкупа?

– Нет. Только фиксированную сумму.

Аким заговорил по-арабски, как будто хотел скрыть свой позор от Олдрича и Драммонда.

– Сколько? – спросил Том. Он не знал, понимают они его или нет.

– Семьдесят тысяч.

– Семьдесят тысяч евро? И все?

– Это большие деньги.

– Это были большие деньги вначале, но теперь нет. Люк и Валери собираются отчалить с пятью миллионами. Когда-нибудь на следующей неделе. После этого ты уже никогда не сможешь работать на DGSE. Тебя использовали. Расскажи мне о них. Об их отношениях. Они уже навесили на твою душу три убийства, а скоро может быть четыре, если они заставят тебя убить Франсуа.

Аким ухмыльнулся. Внезапно ему представился шанс отомстить.

– Я не буду убивать Франсуа, – сказал он. – Это хочет сделать Слиман.

Франсуа услышал поворот ключа в замке в восемь пятнадцать. Иногда они будили его раньше, иногда – например, когда дежурил Аким, – позволяли поспать.

В самый первый день Люк предупредил, что, если кто-то постучит в дверь, он должен оставаться на кровати. Если в тот момент, когда они войдут в комнату, он не будет сидеть на кровати с поднятыми руками, ладонями к ним, чтобы показать, что у него ничего нет, то еда будет брошена на пол и другую в этот день уже не принесут. Поэтому Франсуа всегда делал так, как ему сказали. Он садился на кровать и поднимал руки, как солдат, который собирается сдаться.

В это утро в комнату зашла Валери. Это было необычно. За ней стоял Люк. Ни Акима, ни Слимана не было. Посреди ночи Франсуа слышал, как возле дома остановилась машина. Мужчина вошел внутрь и поздоровался с Люком. Франсуа показалось, что он узнал этот голос. Один из временных охранников, замещавших Слимана и Акима в те выходные, когда они уезжали в Марсель. Бывший солдат Иностранного легиона, мачо, бритоголовый ариец по имени Жак. Жак не умел готовить, как остальные, и был ленив, безжалостен и глуп. Франсуа решил, что он снова кого-то заменяет, и взмолился высшим силам, чтобы Слиману дали несколько дней выходных. И чтобы это был последний раз, когда он его видел.

– Нам нужно сделать небольшое кино, – сказала Валери и жестом показала Франсуа, чтобы он оставался на кровати. В руках у нее была газета. Люк держал айфон.

– Какое кино?

– Такое, чтобы доказать, что ты жив, – грубо сказал Люк. Они вели себя довольно резко и, кажется, нервничали. Франсуа всегда пытался анализировать поведение своих тюремщиков, чтобы понимать их мотивы и планы. Когда они говорили так, как сейчас, и Франсуа чувствовал, что с ним обращаются хуже, он начинал бояться, что его убьют.

– Держи, – сказала Валери и протянула ему газету. Это был утренний выпуск Le Figaro. На первой полосе красовалась главная статья номера – о Саркози, реклама туров в Мексику и еще какая-то статья справа об Обаме и финансировании в Вашингтоне. Люк принес из холла деревянный стул, поставил его напротив кровати, сел и поднял айфон.

– Назови свое имя, – потребовал он. Валери нависала над ним; Люк сказал ей, что она загораживает свет, и она чуть-чуть сдвинулась в сторону.

– Меня зовут Франсуа Мало. – По непонятной причине Франсуа чувствовал себя так, будто проделывал это уже много раз. Он взглянул на Валери. Она смотрела в стену за его спиной.

– Какое сегодня число? – спросил Люк. Франсуа перевернул газету и прочитал число, потом показал первую полосу в камеру.

– Годится, – сказала Валери и сделала Люку знак, чтобы он прекратил съемку. – Что еще ей надо знать?

Франсуа посмотрел на них, стараясь угадать, о чем они думают. Он знал, что за него потребовали выкуп; ему сказали, что его «мать» собирается заплатить. Он ничего о ней не знал, только гадости, которые Слиман ночь за ночью нашептывал ему через дверь. Франсуа не хотел верить ни единому слову. Первые несколько часов после похищения он думал, что его взяли по ошибке. Схватили не того человека, убили не ту семью. Сейчас, меньше чем через месяц после смерти родителей, он ощущал какую-то странную свободу от них, и его не покидало невероятное чувство вины и стыда. Разве не должен он был все еще оплакивать их смерть? Несмотря на то что за прошедшие годы они так отдалились друг от друга? Разве может нормальный сын бояться только за свою шкуру и чувствовать облегчение оттого, что его родителей нет в живых? Иногда Франсуа казалось, что он слегка сошел с ума. Он хотел бы поговорить об этом с Кристофом и Марией. Они никогда его не осуждали. Они всегда понимали, что он пытается сказать.

– Это наша последняя ночь в этом доме, – объявила Валери. – Завтра в это же время мы уезжаем.

– Почему? – спросил Франсуа.

– Почему? – передразнил Люк и потащил стул обратно в холл.