Черная башня - Наталья Павлищева

В первые дни сентября из Синьории пришел вызов, Козимо ди Джованни де Медичи предлагали явиться для «прояснения некоторых вопросов».

Контессина вскинулась:

— Нет! Они убьют тебя!

Козимо остался спокоен.

— Со мной ничего не случится.

Люди Альбицци не ожидали от Медичи послушания. Казалось, все просто — его вызовут, в ответ Медичи сбежит, дав тем самым повод конфисковать все его имущество и обвинить в измене. Даже если особенно поживиться не получится, то хотя бы будет возможность свалить на него всю вину.

Но Козимо нарушил все планы противников.

Гваданьи явно был растерян, он не знал, что делать, а потому предложил прийти завтра прямо на заседание Совета, чтобы обсудить все вопросы.

И снова Козимо не послушал ничьи советы, только приказал «в случае чего»…

Его не допустили на заседание, которое почему-то уже началось, хотя было еще рановато. В ответ на насмешливое обещание еще раз прийти завтра стражники заявили, что по решению Синьории он арестован и должен быть препровожден в «гостиничку», как называли тюремную камеру на самом верху башни под «Коровой» — большим колоколом, чей звук собирал горожан на площадь в случае необходимости.

Из «гостинички» редко выходили живыми, вернее, не выходили вовсе, попадание туда почти равноценно смертному приговору.

И тут он допустил ошибку (или нет?). На площади были его люди, в городе пока достаточно друзей и тех, кто готов поддержать. Козимо мог метнуться наружу, закричать, ему пришли бы на помощь, а там… Да, Медичи мог вызвать настоящую резню в городе и ценой многих других жизней попытаться спасти свою собственную. Или не спасти, ведь страже мог быть отдан приказ не выпускать его живым.

Козимо мог мгновенно просчитать тысячи вариантов сделок, обмена флоринов на дукаты или товара на товар, мог высчитать проценты или прикинуть, стоит ли вкладывать во что-то средства. Но он не мог предвидеть развития событий в случае настоящего столкновения между враждующими сторонами во Флоренции. Никто не мог. А если и мог, результаты не могли понравиться.

Козимо не закричал, не позвал на помощь, он подчинился требованию стражи и отправился в камеру.

Грохот закрываемой двери, лязг замка и неизвестное будущее.

Ринальдо, который стоял, почти приникнув к входной двери в зал заседаний синьории и слушая, как поведет себя столь неожиданный для Флоренции арестант, услышав, как Медичи уводят, повернулся к притихшим членам Совета:

— Медичи трус! Он даже не возражал.

Почему-то это насмешливое сообщение вызвало совсем не те чувства, на которые надеялся Альбицци. Вместо облегчения и радости члены Синьории испытали ужас от понимания, что натворили что-то такое, за что расплачиваться придется головой. Усиливалась паника, в такой ситуации заставить вынести Медичи нужный Ринальдо приговор было просто невозможно. А требовал он… смертной казни как изменнику!

Пять лет изгнания… Ну нет, с этим Альбицци был не согласен совсем. Он намерен идти до конца.

А площадь перед Синьорией занимали люди Альбицци.

Увидев это, пришедший вместе с Козимо учитель его сыновей Кафареччи поспешил удалиться. Стало ясно, что худшее, чего опасались, случилось. С Козимо Медичи беда. Помочь здесь Кафареччи не мог, а потому торопился домой к Контессине.

Через несколько минут после его возвращения от ворот дома Медичи в Муджелло и в Пизу помчались всадники: предупредить Лоренцо и Аверардо об опасности. Это спасло жизни брату и дяде Козимо. Третий всадник уехал к Никколо Толентино с просьбой быть готовым к худшему.

Снова камера, она не похожа на темный каменный мешок в Констанце, но это все равно тюрьма. Козимо никогда не бывал в «гостиничке», но слышал об этом помещении под самой крышей. Оттуда никогда не выходили на свободу, только на плаху или в виде трупа, будучи отравленными или задушенными. Бывало, когда узника попросту сбрасывали в окно на площадь, и он лежал со свернутой шеей или переломанной спиной, пока не утаскивали стражники.

Сначала Козимо пытался убедить себя, что уж его-то заперли, чтобы не появился на Совете и не потребовал объяснить, почему угрожают его семье, а Синьория ничего не предпринимает, как потребовал вчера от Гваданьи.

Но когда к нему вечером пришел начальник стражи и объявил о ссылке на срок пять лет, Козимо, уже который час сидевший в безумном напряжении, едва не лишился чувств. Он прекрасно понимал, что никакой ссылки не будет, его придушат или перережут горло гароттой уже этой ночью. А дома Контессина, и неизвестно, смог ли Кафареччи предупредить остальных.

Даже если отправят в ссылку, то туда он не доедет, убьют по дороге.

Приходилось признать, что Ринальдо перехитрил его: пока сам Козимо заботился о банке, Альбицци позаботился об аресте и приговоре. Он хотел хотя бы вида законности и справедливости, а его просто швырнули в эту камеру и убьют безо всякого закона. А потом расправятся с остальными Медичи. Он должен был предусмотреть такое развитие событий и обезопасить всех! Но не сделал этого, а потому проиграл. И проиграл не только свою жизнь, погубил весь клан Медичи. Ринальдо точно рассчитал удар — без его, Козимо, твердой руки и воли остальные Медичи быстро сдадутся. Не потому, что слабы или глупы, просто когда убивают вожака стаи, она редко продолжает охоту так же успешно. Пока не будет нового вожака, нет и стаи.

Насмешник Филельфо называл вожаком стаи Медичи его дядю Аверардо. Верный своей привычке не высовываться, Козимо не спорил. Пусть так считают не только враги, но и друзья. Но теперь это неважно, если его не будет, остальным придется очень тяжело.

Козимо не рискнул ни есть, ни даже пить, опасаясь отравления. Без еды обходиться можно спокойно, а вот без воды…

Долго лежал, закинув руки за голову и уговаривая себя, что все обойдется. Внимательно прислушивался, не идут ли по лестнице, чтобы убить его. Позже он узнал, что убить должны были ядом, еда и впрямь оказалась отравлена.

И вдруг он услышал странный шум, словно стук. Не сразу догадался, что это дождь. Просто дождь под крышей звучит иначе, чем внизу. Дождь — это вода, которой ему так не хватало! Торопясь, чтобы успеть, пока дождь не прекратился, Козимо рванул рукав своей рубашки. Качественная ткань поддалась не сразу, но все же оторвать рукав и даже высунуть его за окно, чтобы намок, удалось.

Сначала выжал влагу в рот, глотал эти капли жадно, ведь внутри все пересохло. Потом протер мокрой тканью лицо, руки, шею… Немного пришел в себя, стало легче.

Если он доживет до утра, значит, что-то у Альбицци не получилось. Но как же тогда приговор?

Козимо дожил не только до этого рассвета, но и до многих следующих. Два дня он ничего не ел, а пил только то, что удавалось набрать тканью во время дождя. Но самым страшным было даже не отсутствие безопасной воды и еды, а отсутствие новостей с воли. Что там происходит, смогла ли Контессина предупредить Лоренцо и Аверардо, успели ли они бежать? Если да, то почему Лоренцо ничего не предпринимает? Где Толентино?