Вавилон - Ребекка Ф. Куанг

семестра Хилари, а третьи — до семестра Тринити. В результате, начиная с зимних каникул, настроение в башне полностью менялось. Библиотеки и учебные комнаты были забиты в любое время суток нервными четверокурсниками, которые вздрагивали при каждом вздохе и были готовы убить, если кто-то осмеливался даже шепнуть.

По традиции Вавилон публично объявлял оценки четверокурсников в конце экзаменационного периода. В полдень в пятницу той недели колокол трижды прозвонил по всей башне. Все встали и поспешили вниз, в вестибюль, где выводили клиентов, пришедших после обеда. Профессор Плэйфер стоял на столе в центре комнаты. Он был одет в богато украшенную мантию с пурпурной каймой и держал в руках свиток, который Робин видел только в средневековых иллюминациях. Когда башня была очищена от всех, кто не был связан с факультетом, он прочистил горло и произнес:

— Следующие кандидаты на получение степени сдали квалификационные экзамены с отличием. Мэтью Хаундслоу...

Кто-то в дальнем углу издал громкий вопль.

— Адам Мурхед.

Студент, стоявший впереди, сел на пол посреди вестибюля, закрыв рот обеими руками.

— Это бесчеловечно, — прошептал Рами.

— Очень жестоко и необычно, — согласился Робин. Но он не мог оторвать глаз от процесса. Он еще не был на экспертизе, но теперь она была гораздо ближе, и его сердце сильно колотилось от викарного ужаса. Как бы ужасно это ни было, это было еще и захватывающе, это публичное объявление о том, кто проявил себя блестяще, а кто нет.

Только Мэтью и Адам получили отличия. Профессор Плэйфер объявил о получении заслуг (Джеймс Фэрфилд) и пропуске (Люк МакКафри), а затем очень мрачным голосом сказал:

— Следующий кандидат не сдал квалификационные экзамены, и ему не будет предложено вернуться в Королевский институт перевода для получения аспирантской стипендии, а также не будет присуждена ученая степень. Филип Райт.

Райт был специалистом по французскому и немецкому языкам, который сидел рядом с Робином на факультетском обеде в первый год обучения. С годами он стал худым и изможденным. Он был одним из тех студентов, которые постоянно таскались в библиотеке с таким видом, будто несколько дней не мылись и не брились, и смотрели на стопку бумаг перед собой со смесью паники и недоумения.

— Вам были сделаны все поблажки, — сказал профессор Плэйфер. — Вам было предоставлено больше удобств, нежели это было полезно для вас, я думаю. Теперь пришло время признать, что ваше пребывание здесь закончилось, мистер Райт.

Райт попытался подойти к профессору Плэйферу, но двое аспирантов схватили его за руки и оттащили назад. Он начал умолять, лепетать о том, что его экзаменационный ответ был неправильно истолкован, что он мог бы все разъяснить, если бы только у него был еще один шанс. Профессор Плэйфер невозмутимо стоял с заложенными за спину руками, делая вид, что не слушает.

— Что случилось? — спросил Робин у Вимала.

— Дал народную этимологию вместо настоящей. — Вимал драматично покачал головой. — Пытался связать канареек с канарками, видите ли, только канарейки не связаны с канарскими утками — они с Канарских островов, которые названы в честь собак...

Остальная часть его объяснения ускользнула от Робина.

Профессор Плэйфер достал из внутреннего кармана стеклянную пробирку, в которой, как предположил Робин, находилась кровь Райта. Он поставил ее на стол и топнул ногой. Осколки стекла и коричневые осколки рассыпались по поверхности пола. Райт застонал. Было неясно, что на самом деле с ним сделало разбитие пробирки — все четыре конечности, насколько мог судить Робин, были целы, свежей крови не было, — но Райт рухнул на пол, схватившись за живот, как будто его проткнули.

— Ужасно, — сказала Летти, потрясенная.

— Положительно средневековая, — согласилась Виктория.

Они никогда прежде не были свидетелями такого провала. Они не могли оторвать глаз.

Потребовался третий выпускник, чтобы поднять Райта на ноги, дотащить его до входной двери и бесцеремонно сбросить со ступенек. Все остальные смотрели, разинув рты. Такая гротескная церемония казалась неподобающей для современного академического учреждения. Однако это было совершенно уместно. Оксфорд и, соответственно, Вавилон, в основе своей были древними религиозными институтами, и при всей их современной изощренности, ритуалы, составляющие университетскую жизнь, все еще основывались на средневековом мистицизме. Оксфорд был англиканством, христианством, что означало кровь, плоть и грязь*.

Дверь захлопнулась. Профессор Плэйфер смахнул пыль со своей мантии, спрыгнул со стола и повернулся лицом к остальным.

— Ну, вот, с этим разобрались. — Он сиял. — Счастливых экзаменов. Поздравляю всех.

Два дня спустя Гриффин попросил Робина встретиться с ним в таверне в Иффли, почти в часе ходьбы от колледжа. Это было тусклое, шумное место. Робин не сразу нашел своего брата, который сидел, ссутулившись, на задней скамейке. Чем бы он ни занимался с момента их последней встречи, он явно не ел: перед ним лежали два дымящихся пастушьих пирога, и он поглощал один из них, не боясь обжечь язык.

— Что это за место? — спросил Робин.

— Я здесь иногда ужинаю, — сказал Гриффин. — Еда ужасная, но ее много, и что важно, никто из университета сюда никогда не ходит. Это слишком близко к... как их называл Плэйфер? Местные жители.

Он выглядел хуже, чем за весь семестр — заметно измотанный, с впалыми щеками, исхудавший до острого, худого стержня. От него исходил дух человека, пережившего кораблекрушение, человека, который проделал долгий путь и едва выбрался живым — хотя, конечно, он не сказал Робину, где он был. От его черного пальто, висевшего на стуле позади него, несло перегаром.

— Ты в порядке? — Робин указала на левую руку Гриффина. Она была обмотана бинтами, но рана, которая находилась под ней, явно была еще открыта, потому что темное пятно на предплечье значительно увеличилось с тех пор, как Робин сел.

— О. — Гриффин взглянул на свою руку. — Ничего страшного, просто оно долго не затягивается.

— Значит, это что-то.

— Ба.

— Выглядит плохо. — Робин усмехнулся, и то, что последовало дальше, прозвучало более горько, чем он хотел. — Ты должен наложить шов. Бренди помогает.

— Ха. Нет, у нас есть кое-кто. Я посмотрю на это позже. — Гриффин натянул рукав на бинты. — Как бы то ни было. Мне нужно, чтобы ты был готов на следующей неделе. Я пока не знаю ни времени, ни дня, но дело важное — они ожидают огромную партию серебра от «Magniac & Smith», и мы хотели бы получить ящик во время разгрузки. Для этого,