Дело Эллингэма - Морин Джонсон

Я сейчас скажу это не для видео. Ты же не записываешь наш разговор?

– Нет, конечно, – поспешно ответила Стиви. Ей такое и в голову не могло прийти.

– Конечно, он встречался с кем-то в школе. Я тоже ходила на свидания с другими. Это не означает, что у нас нет отношений. Мы хотим и дальше быть вместе… точнее, мы хотели встречаться, когда он приезжал в Лос-Анджелес. Но при этом сразу договорились, что нам можно общаться и с другими, когда мы не вместе. Но только не для фанатов. Это их расстроит. Так что все нормально.

– А он случайно не упоминал о своем видео? – осторожно спросила Стиви. – Не говорил, что хочет сделать туман с помощью сухого льда?

– Нет, ничего такого я не помню, – ответила Бет. – А жаль, конечно. Я в том смысле, что мы разговаривали с ним в тот вечер, когда он взял этот лед.

Стиви вздрогнула.

– Подожди, – медленно произнесла она, – ты говорила с ним в четверг вечером?

– Да, мы перед сном часто разговаривали по скайпу. Наверное, я была последней, с кем он говорил в ту ночь.

– И было уже поздно?

– Да, ближе к ночи.

– А точное время помнишь?

– Не знаю… короче, поздно.

– Дело в том, – быстро сказала Стиви, – что если вы с ним говорили очень поздно, это могли быть его последние слова… Такая романтичная кульминация моего видео. Ты не можешь посмотреть точное время разговора в скайпе?

– Точно, сейчас гляну. – Бет наклонилась к экрану. – Ага, вот. Это было… в 22.20.

Такого не могло быть. Хейз в это время был с Мэрис.

Да нет же, тупица, Бет в Калифорнии! Разница во времени! Значит, здесь было 1.20.

Но пропуск Джанелль использовали в 1.12. Хейз никак не мог в 1.12 войти на базу творчества, а в 1.20 уже быть в своей комнате.

Он либо находился в мастерской, либо разговаривал с Бет. Он не мог делать это одновременно. И, вероятнее всего, он был занят тем, что мог подтвердить кто-то еще.

И это означало, что сухой лед принес в туннель не Хейз, но все обставлено так, будто сделал это именно он.

Все это сильно смахивало на убийство.

Ночью пошел дождь. Не тот тихий, моросящий дождик, который ласково убаюкивает своим мерным шуршанием и под который так здорово завернуться в плед, включить ночник и читать книгу, пока глаза не слипнутся, а книжка не ляжет на грудь. А косой, бушующий ливень, налетающий порывами на стены домов, вслепую колотящий в окна и грохочущий по крыше. Этот дождь словно обезумел от бессилия что-то изменить, повернуть время вспять, вновь вернуть Хейза в его пустую комнату.

Этот дождь привел Стиви Белл в боевую готовность.

Чего всегда не хватает в любом расследовании, так это времени. С каждым часом улики ускользают. Люди и погода изменяют картину на месте преступления. Предметы переставляют, двигают, трогают, пачкают. Тела гниют. Ветер сдувает пыль и загрязняющие частицы. Воспоминания блекнут и угасают. Чем больше времени проходит с момента события, тем дальше ты уходишь от его разгадки.

Вот поэтому Дотти и Айрис не нашли. А потом было уже поздно. Все слишком затянулось. Если бы кто-нибудь вызвал полицию в ту ночь, возможно, для Эллингэмов все кончилось бы по-другому. Но никто этого не сделал.

Сейчас у Стиви на руках были не просто домыслы и догадки, а реальная информация. Она могла бы пойти и рассказать все Ларри, но он уже предупреждал ее не играть в детектива. Она обязательно пойдет к нему, но только когда поймет, что означает эта информация. И Стиви начала составлять списки.

Утром Стиви сидела на анатомии и стеклянными глазами пялилась на скелет, по которому Пикс объясняла строение нижних конечностей. Она чувствовала, что переходит в состояние чуткой настороженности. Головка бедренной кости была похожа на шляпку какого-то непонятного гриба. Стиви мысленно поворачивала ее и так и этак, изучая все ямки и бугры. Вот большой вертел бедренной кости. Малый вертел. Головка соединяется с вертлужной впадиной и той штукой в тазу – как ее… – да, седалищным бугром…

Стиви подперла ладонью щеку и уставилась в тетрадь. Названия костей, нацарапанные каракулями, выглядели какой-то тарабарщиной. Она подумала о Хейзе, его коленках и вдруг ясно увидела его сидящим на корточках на полу.

На литературе Стиви клевала носом и была разбужена вопросом о стихотворении «Любовная лирика Альфреда Пруфрока» Томаса Элиота («Как ты думаешь, Стиви, что могут означать слова Элиота “уж вечер небо навзничью распяло, как пациента под ножом наркоз”»? Ответ: «Что он… устал?»).

Девушка съела ланч в одиночестве, слушая, как за соседним столиком ребята обсуждают «Тихую вечеринку», которую вечером устраивали в Гранд-Хаусе.

Она продолжала продираться сквозь день, пытаясь переварить все, что накопил ее мозг. К тому времени, как началось занятие по йоге, Стиви с трудом держалась, чтобы не заснуть. Она вытащила из кучи в углу свой бордовый коврик и оставила место рядом с собой для Джанелль, но не заметила, как кто-то его занял. Когда Джанелль вошла и увидела, что Стиви устроилась без нее, она молча перешла в другой угол комнаты.

Занятие закончилось, и подруга исчезла из класса, прежде чем Стиви смогла ее поймать.

* * *

Вечером Стиви не пошла ужинать и вновь принялась перебирать факты. За окном шумел дождь, в желудке урчало.

Джанелль и Элли ушли в Гранд-Хаус на танцы. Что делали Дэвид и Нейт, она понятия не имела.

Думай, Стиви. Думай.

Но мысли замерли, словно вода в стоячем болоте. Она добралась до определенной точки и уперлась в стену – дальше дело не шло. Тогда она надела наушники и врубила музыку. Иногда это помогает переключиться, отвлечься, а потом взглянуть на ситуацию по-новому и уловить нужную закономерность. Девушка закрыла глаза, накинула капюшон толстовки и отдалась ритму – поэтому и не услышала стука в дверь. Чья-то рука коснулась ее плеча. Стиви подняла голову и увидела Нейта. Он стоял перед ней в широких вельветовых штанах, клетчатой рубашке и галстуке. Он что-то говорил, но Стиви не слышала. Тогда она рванула наушники из ушей и скинула капюшон.