Та, что ждет - Людмила Анина

Тишина.

Оглушающая.

— Да, — тихо прошептала она. — Все в порядке. В порядке.

* * *

— Послушай меня, Лера, пожалуйста!

Боль разъедала внутренности, отдавалась в пальцах рук — она подпирала голову ладонями, не поднимая лица на собеседника.

— Не смей к нему ехать сама, слышишь меня? — Папа замолчал, глядя на нее холодным, неумолимым взглядом. — Не смей!

— Но почему? — Ее голос сорвался, предательские слезы подкатили к горлу. — Я просто узнаю правду, увижу его и все пойму — один раз и навсегда! Может быть, все еще можно исправить….

— А что ты, собственно, хочешь понять? — холодно поинтересовался папа. — Что тебе еще не озвучили?

Да, ей все озвучили. Дня не проходило, чтобы она не читала этих слов, всякий раз заново вспарывающих душу и выворачивающих ее наизнанку.

— что-то еще есть, но уже не то… не так… многое, очень многое изменилось… я только сейчас понял, что для меня значит долгое расставание… я не могу… не получается… время сделало свое дело… если что-то и получится, то в любом случае это будет не так, как могло бы быть… извини…

Неужели он мог вот так, за какой-то жалкий месяц, все забыть? Все, о чем они так долго мечтали, о чем думали? Неужели из-за какого-то нелепого, дурацкого недоразумения он пожертвует всем и просто уйдет? Возможно, он просто злится на нее, просто ждет, что она сделает первый шаг, подойдет, что-то скажет!..

— Мне кажется, тебе ясно дали понять, что ты не нужна, — жестко, проговаривая каждое слово, сказал папа. — Не нужна! Что еще ты хочешь узнать?

Он не мог… Ну, не мог!

— Если ты поедешь к нему сама, — спокойно произнес папа, — я просто перестану тебя уважать! Соберись и не веди себя как дешевая размазня!

Неужели она выглядела такой дурой, что даже со стороны видно, что ей не стоит туда ехать? Возможно, он просто испугался чего-то, иначе откуда были бы эти разговоры про издевки? Возможно, он подумал, что ее чувства недостаточно сильны?

— Может быть, мы все ошибаемся, — возразила она… — И мне все-таки стоит слетать туда, чтобы увидеться с ним и объясниться…

— Зачем? — с раздражением бросил папа. — Ну зачем? Чтобы он окончательно размазал тебя по стенке? Тебе недостаточно того, что он тебе написал, — тебе хочется, чтобы он лично еще раз тебя унизил? Неужели тебе не понятно, что все закончилось? Что он поставил большую и жирную точку на всей этой истории?

Что-то еще есть, но уже не то…

Она же слышала уже это от него. Слышала.

Где и когда он ей это говорил?.. Давно. Очень давно. Только не про нее. Тогда еще не про нее…

Очаровашка

— у тебя опять плакали под дверью…??? продолжай-продолжай..))

flame

— плакали, но слишком многое изменилось, уже поздно плакать….:) да, она после некоторых событий, которые я опускаю, стала просто другом, но потом, когда увидела, что я сильно не переживаю…. ну вот, я спросил у нее зачем, почему, но она не ответила….

Очаровашка

— тебя тронули ее слезы?!..

flame

— нет, воспоминания…

Очаровашка

— о том, что между вам было в прошлом?!..))

flame

— да, я долго не мог ее забыть….

Очаровашка

— это та самая, которая задела твою душу?!))

flame

— да, но я понял, что все осталось в прошлом, и больше такого уже не будет, тех ощущений, тех чувств, все стало другим….

О боже… Так ведь уже было. Было! И теперь она в числе тех, многих, кто будет «плакать под дверью». Под его дверью. Умоляя. Упрашивая. Взывая к прошлому.

Глаза широко распахнулись — осознание случившегося пронзило ее как молния, напалмом кошмарного огня выжигая, уничтожая остатки надежды и веры в чудо.

Нет смысла никуда ехать.

Нет смысла разговаривать.

Ни о чем.

Он не придет. Он больше никогда не придет. Такой, как прежде… Не будет утренних писем, ласковых слов, не будет долгих разговоров в аське. Не будет звонков, пропитанных сладкой радостью и дрожью ожидания. Вместо этого она поползет к нему как преданная собачонка вымаливать косточку, чтобы снова и снова тонуть в собственных иллюзиях…

Только не это.

Только не так.

До такого унижения она не дойдет, как бы больно ей ни было.

Этого не будет. Никогда.

Пусть все сгорает, пусть внутри больше никогда ничего не вырастет. Значит, так суждено…

Она забудет его, как и он забыл о ней. Пусть не так быстро, не так легко… Пустым, равнодушным взглядом она окинула выжженную дотла пустыню внутри себя и словно наяву ощутила на губах вкус сухого, терпкого пепла.

Все кончено.

— Обещай мне, что ты никуда не поедешь! — Голос папы пробивался сквозь окружившую ее со всех сторон пустоту, как похоронный колокол сквозь толстый слой ваты. — Ты меня слышишь?

Она закрыла глаза, чувствуя, как слезы двумя обжигающими дорожками потекли по щекам.

— Да, слышу, — глухо ответила она. — Я никуда не поеду. Я обещаю.

Пермь, январь 2003 года

— Лех, сигареты есть?

Он кивнул, едва держась на ногах: тошнота подступила к горлу, и, хотя он сидел на стуле, пол все еще плыл у него под ногами, словно палуба корабля во время шторма.

Вытащив из кармана сильно помятую пачку, он извлек из нее сигарету и, не оборачиваясь, передал за соседний стол:

— На.

— Не хочешь пойти перекурить?

— Не, не хочу пока.

— Чо, еще плохо после вчерашнего?

Он едва заметно кивнул, стараясь не слишком резко двигать головой.

— Ты чего-то разошелся в последнее время. — Сашка Уфимцев, его друг и коллега, сидевший за соседним столом, смотрел на него, явно не скрывая тревоги. — Третий месяц уже пьешь, не останавливаясь. Может, пора завязывать с этим?

— Отстань, Саш, а? — Он старался не быть грубым, но еле ворочающийся язык еще плохо ему подчинялся. — Мне дома нотаций достаточно.

— Лех, да какие на хер нотации? На тебя смотреть уже страшно!

Да, страшно. Страшно.

— Сань, отстань, а? Закроем тему, о’кей?

Он щелкнул мышкой — монитор загорелся, и рука автоматически среди закладок нашла страничку с застывшим желтым прямоугольником.