Явился паук - Джеймс Паттерсон

— Как мне нравится здесь, Алекс, — умиленно пролепетала Джеззи, когда мы подошли к стоянке такси. Здесь же рядом с машинами стояли скутеры, велосипеды, мотороллеры… Интересно, будем ли мы с Джеззи еще когда-нибудь кататься вместе на мотоцикле?

— Давай останемся здесь навсегда, — продолжала она умиленно лепетать. — Как будто уезжать не надо. Как будто нет ни часов, ни радио, ни новостей…

— Хорошая идея, — подыграл я. — Сыграем в «сделай вид».

— Давай, прямо начинаем. — Она захлопала в ладоши как маленькая девочка.

Со времени нашего последнего посещения островок совсем не изменился. Вероятно, именно по этой причине семья Рокфеллеров начала скупать острова еще в пятидесятых. Катера и лодки безмятежно покачивались на искрящейся поверхности воды. Мы миновали скопление ресторанчиков и лавок для туристов. Надо всеми ярко раскрашенными домишками высились телевизионные антенны. Наше место под солнцем. Рай земной.

У нас нашлась минутка поплавать в бассейне отеля. Мы размялись, совершив пару заплывов туда и обратно вдоль бортика. Я вспомнил наше первое совместное купание — в бассейне отеля в Майами. Самое начало ее спектакля.

Растянувшись на песке, мы наблюдали, как солнце медленно опускается, затем заходит за горизонт и пропадает из виду.

— Дежа вю![8] Алекс, — улыбнулась Джеззи. — Все как раньше. Или мне это снится?

— Нет, все не так, — мрачно ответил я, но тут же поправился. — Раньше мы не знали друг друга так близко.

О чем она на самом деле думает? Наверняка у нее тоже имеется план. По моим расчетам, она знает, что я побывал у Дивайна и Чакли. Значит, будет выяснять, что я намерен с ними сделать.

К нам подошел чернокожий служащий отеля. Что ж, сделаем вид, что наслаждаемся…

— Медовый месяц? — спросил он доброжелательно и раскованно.

— Это наш второй медовый месяц, — сообщила Джеззи.

— Желаю насладиться вдвойне, — широко улыбнулся пляжный служащий.

Нами овладело медленное течение островной жизни. Мы снова обедали в ресторане отеля. И вправду — какая-то сверхъестественная жуть, действительно дежа вю. В окружении изумительных карибских красот я болезненно ощущал собственное и ее двуличие и мучился от нереальности происходящего.

Официанты приносили и уносили экзотические блюда из черепахи и даров моря. Звучала джазовая музыка. И я не переставал думать о том, что прекрасная женщина рядом со мной позволила маленькому Майклу Голдбергу умереть. Я был почти уверен, что она убила Мэгги Роуз или, по крайней мере, была сообщницей убийцы. И никаких намеков на угрызения совести. Где-то в Штатах была спрятана ее доля десятимиллионного выкупа. Но она умна: позволила мне разделить с ней расходы на поездку. «Пополам, Алекс, хорошо?» Вот она с аппетитом ест омара и закуску из акульего мяса. Выпила за обедом две кружки пива. Так разумна и так спокойна. В некотором смысле она куда опаснее Гэри Сонеджи-Мерфи.

О чем можно говорить после превосходного обеда и коктейлей с убийцей, с женщиной, в которую вы были влюблены? Мне нужно многое узнать у нее, но ни один из тех вопросов, что роились в моей голове, я не отважился задать. Вместо этого мы болтали о своих «каникулах» и строили планы на ближайшие часы.

Глядя на Джеззи, сидевшую напротив меня, я подумал, что никогда еще она не казалась мне такой желанной. Она снова теребила белокурую прядь волос возле уха — такой родной, знакомый, нервический жест. Почему нервничает, о чем переживает? Что ей известно?

Наконец она не выдержала:

— Ну, Алекс, ты не хочешь поведать мне, для чего мы прилетели в Вирджин-Горда? Что у нас на повестке дня?

Несмотря на то, что я старательно готовился к этому вопросу, он застал меня врасплох. Ее выстрел попал в цель. Я приготовился лгать. Да, я мог всему дать разумное объяснение, но не мог научиться нормально себя при этом чувствовать.

— Мне хотелось наконец по-настоящему поговорить с тобой. Впервые объясниться, Джеззи.

На ее глазах выступили слезы и медленно потекли по щекам, сверкая в неверном свете свечей.

— Я люблю тебя, Алекс, — прошептала она, — это так тяжело для нас обоих, и всегда было тяжело.

— Ты имеешь в виду, что мир не готов принять нас? Или мы не готовы принять его?

— Не знаю, что тут правильно. Какая разница, если все это так сложно?

После обеда мы пошли прогуляться вдоль берега в сторону затонувшего галеона. Живописные обломки были расположены на расстоянии четверти мили от ресторана. Пляж был абсолютно пуст. Сияла луна, но когда мы дошли до корабля, стемнело. По небу проносились обрывки облаков. Рядом со мной брел темный силуэт Джеззи. Мне стало неуютно — оружие я оставил в номере.

— Алекс! — Она вдруг приостановилась. Я подумал, что ей что-то послышалось, и оглянулся через плечо. Но я знал, что Сонеджи-Мерфи здесь быть не может. Неужели я мог ошибиться?

— Я все думаю о расследовании, — продолжала она, — и не могу остановиться. Хотя и не хочу думать об этом здесь.

— Что тебя беспокоит?

— Ты перестал рассказывать мне все. Что ты выяснил насчет Дивайна и Чакли?

— Ну, раз уж ты сама поднимаешь этот вопрос, то я, так и быть, отвечу. Ты была права в отношении них. Это очередной тупик. Давай наконец отдыхать. Мы оба это заслужили.

Гэри Сонеджи-Мерфи наблюдал, в то время как мозг его был погружен в сладостную игру фантазии. Он снова возвращался к убийству маленького Линдберга, рисуя в своем воображении Счастливчика Линди, очаровательную Энн Морроу Линдберг, Чарльза Линдберга-младшего в колыбельке… Вот детская комнатка на втором этаже особняка в Хоупвелле, штат Нью-Джерси… Вот уж были денечки, друзья мои! Да, о таких деньках можно только мечтать.

За кем же он так банально наблюдает — здесь и теперь?

Во-первых, за парой козлов из ФБР в черном «бьюике». Один из них — женского пола, если уж быть точным. Они на дежурстве. Впрочем, они абсолютно безобидны. Здесь нет проблем. Не с кем поразвлечься.

Во-вторых, он следит за входом в современное высотное здание под названием «Готорн». Очевидно, в честь Натаниэля, мрачного страдальца. На крыше — бассейн и солярий, внизу — гаражи, в вестибюле — консьерж. Нехилая берлога для бывшего агента. Эти тупицы из ФБР так тщательно бдят за небоскребом, словно он вот-вот улетит.

В начале одиннадцатого утра в здание «Готорн» вошел посыльный из «Федерального Экспресса».

Спустя несколько мгновений Гэри Сонеджи-Мерфи, одетый в униформу посыльного с двумя свертками в руках, позвонил в квартиру номер семнадцать. Когда Майк Дивайн открыл дверь, Сонеджи выпустил ему в лицо большую дозу хлороформа, как уже проделывал с Майклом Голдбергом и Мэгги Роуз Данн. В точности, как и дети, Дивайн рухнул на коврик в прихожей как подкошенный. У него в гостиной играла музыка — неподражаемый Бонни Райт. «Дай им о чем-нибудь поговорить…»