Оноре де Бальзак - Анри Труайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В «Темном деле» интонация меняется: автор превращается в полицейского и историка. Братья-близнецы Поль-Мари и Мари-Поль считают, что ограблены при попустительстве властей неким Маленом де Гондервилем, который перевел в свою собственность их владения. Братья решают мстить и похищают его. Нечто подобное Бальзак слышал когда-то от герцогини д’Абрантес.
Еще одна его забота – «Воспоминания двух новобрачных». Здесь он вновь развивает свои взгляды на супружество. Две подруги, которые вместе воспитывались в монастыре, Луиза де Шолье и Рене де л’Эсторад, доверяют письмам свой опыт замужних женщин. Рене ведет размеренную семейную жизнь, пытаясь по достоинству оценить положительные качества своего супруга, который ничем особенным не выделяется, с удовольствием растит ребенка, ведет хозяйство, довольствуется этим, боясь потерять то, что имеет. Луиза, напротив, выходит замуж по любви. Но пламя быстро погасло, она вновь вышла замуж, покоя не обрела, раздираемая безумными желаниями, ревностью, покончила счеты с жизнью. Бальзак вновь попытался доказать, что счастливое супружество основано на взаимопонимании, терпимости, выполнении взятых на себя обязательств. Но столь пресная жизнь не по нему, его судьбой и его творчеством правят страсти. Жорж Санд, прочитав роман, осталась довольна, но не без оговорок: «Это одна из самых прекрасных книг, вами написанных. Но я не согласна с вами, мне кажется, вы доказываете обратное тому, что хотели доказать». Он немедленно отвечает: «Будьте покойны, мы придерживаемся одних и тех же взглядов. И я предпочел бы быть убитым Луизой, чем с жить с Рене».
Как и следовало ожидать, «Воспоминания» вызвали огромный интерес у читательниц. Книга продавалась хорошо. Казалось, можно быть довольным. Но Оноре продолжал трудиться, не поднимая головы, отказываясь от всех соблазнов света ради своих рукописей: впереди еще столько работы! Главное – не потерять ритм! Впрочем, есть события, которые нельзя пропустить. Пятнадцатого декабря 1840 года в соборе Инвалидов проходила церемония перезахоронения останков Наполеона. Бальзак с восторгом относился к нему со времен своей ранней молодости. Человек этот подкупал его властностью, изобретательностью, храбростью. Он хотел быть его образом и подобием в литературе. Посмертные почести Императору, самому знаменитому полководцу современности, показались ему в тот день моментом собственного триумфа. Писатель восхищался убранством собора Инвалидов, фасад которого был затянут лиловым бархатом, усыпанным золотыми пчелами. «Вчера на Елисейских Полях было около 150 тысяч человек, – напишет он Ганской. – Случилось то, что заставляет верить во вмешательство самой природы. Когда тело Наполеона внесли в собор, над Инвалидами показалась радуга (15 декабря!). Виктор Гюго написал возвышенную поэму, оду на возвращение Императора».
Третьего июня 1841 года, после четырех неудачных попыток, Гюго был, наконец, избран членом Французской академии. Он был очень хорош в парадном одеянии, но речь его Бальзаку не понравилась – чересчур обращена к властям предержащим: «Ему захотелось угодить всем. Но то, что хорошо, когда никто не видит, не проходит на публике. Великий поэт, творец оказался выпорот, и кем, Сальванди!» Бывший министр просвещения доставил себе радость, осыпав колкостями знаменитого писателя. Подобная мелочность возмутила Оноре. Если его когда-нибудь изберут членом Академии, наведет здесь порядок. Сейчас же у него другие заботы – Общество литераторов, чьим почетным председателем он состоит, никак не соглашается передать на рассмотрение законодателям выработанные им предложения по защите авторских прав. А раз не удается объединить собратьев по перу, надо уходить в отставку. Сумеют ли обойтись без него? У него много врагов. Двенадцатого июня он обедал у Мари д’Агу вместе с Энгром, Ламартином, историком Огюстом Минье. Сент-Бёв тоже был в числе приглашенных, но отказался сидеть с ним за одним столом. Противник не слабый, с ним нельзя не считаться, если Бальзак хочет завоевать публику и прессу. Наверное, было крайне неосмотрительно напасть на его «Пор-Руаяль» в «La Revue parisienne». Ну и пусть! Гений всегда одержит верх.
Второго октября 1841 года Оноре подписывает с издателями Фюрном, Этцелем, Поленом и Дюбоше договор на публикацию полного собрания его сочинений под общим заголовком «Человеческая комедия». Он давно обдумывал это название, своеобразную реплику на «Божественную комедию» Данте. Но официально оно зафиксировано впервые. Ему кажется, что теперь выдуманные им события и герои обретут целостность, невиданную раньше в литературе. Материальная сторона дела выглядит неплохо. Договор заключен на восемь лет, тираж – три тысячи экземпляров, авторские права – пятьдесят сантимов за том, аванс – пятнадцать тысяч франков векселями. Но сейчас его занимают не столько деньги, сколько колоссальный труд, который он собирается предложить современникам и потомкам. Приняв решение, Бальзак вновь почувствовал силы мазок к мазку продолжать свою социальную фреску, начатую десять лет назад и конца которой не видно. С гордостью сообщает Ганской: «Дорогая моя, чтобы рассказать о моей жизни, надо рассказать о моих трудах, и каких! Издание „Человеческой комедии“ (так будет называться полное собрание, фрагменты которого я писал до сих пор) займет два года. В нем будет 500 листов, напечатанных мелким шрифтом. Каждый я должен прочитать трижды. И это все равно, что 1500 листов, а ведь не должна страдать и текущая работа. Генеральная ревизия моих произведений, их классификация, завершение отдельных частей здания составят непомерный труд, объем которого знаю я один». И с грустью добавляет: «Я жил только в чернилах, гранках, литературных задачах. Я очень мало спал, и в конце концов у меня выработалась невосприимчивость к кофе». Он рассчитывает, что корреспондентка поздравит его и посочувствует. Но госпожа Ганская пишет нечасто, тон ее все более холоден. Наверное, его жалобы и несчастья надоели ей. Но не может же он признаться, что у него бывают передышки, а рядом – госпожа де Брюньоль, которая ведет дом и готова удовлетворить все его желания.
Для полного собрания сочинений Бальзака, озаглавленного «Человеческая комедия», Этцель потребовал ранее не публиковавшегося предисловия. Решили обратиться к Шарлю Нодье, тот отказался, сославшись на усталость. Не дала прямого ответа и Жорж Санд. Оноре предложил воспользоваться текстами Феликса Давена, которыми открывались «Философские этюды» и «Этюды нравов». Но издатель настаивал теперь на авторском предисловии, из которого стало бы ясно, что вдохновило Бальзака на этот титанический труд: «Ни в коем случае нельзя воспроизвести предисловия Давена… Это будет отвратительно во главе столь фундаментального творения, как наше собрание сочинений… Невозможно, чтобы полное собрание ваших сочинений, самое дерзновенное из ваших творений, было представлено читателям без нескольких страниц во главе, написанных вами. Создастся впечатление, что вы, отец, бросили свое детище… Итак, за работу, папаша… Так как ваши сочинения впервые появятся под общим заголовком „Человеческая комедия“, не начать ли так: „Я назвал так („Человеческая комедия“) полное собрание своих сочинений, потому что…“? Впрягайтесь. Мы – колеса, вы – пар».
Аргументы Этцеля убедили Бальзака, он подчинился. На двадцати шести страницах он изложил свои взгляды так, чтобы его книги не попали в список тех, что запрещены католической церковью, и одновременно чтобы смягчить нападки легитимистских изданий. Писал о том, что единственно возможной религией считает христианство, сформировавшее современные народы и служащее надежной защитой от будущего; что его освещают две истины – религия и монархия, что каждый здравомыслящий писатель на благо своей родины должен стремиться своим творчеством призывать к ним; что всеобщие выборы приведут к власти правительство, отвечающее интересам большинства и потому ни за что не отвечающее, а отсюда недалеко и до тирании.