Самый трудный день - Александр Харников

– Хорошо, Гарри, – вздохнул Рузвельт, – ты меня убедил. Но ты все равно полетишь в Кенигсберг, остановившись по дороге в Британии и взяв с собой представителя сэра Уинни. На переговорах, по крайней мере сперва, вы будете выступать с ним единым фронтом. Но как только ты поймешь, что за счет Британии можно провернуть выгодную сделку, то сразу же сдавай ее с потрохами, пока она не сдала тебя.

– Хорошо, Фрэнки, – ответил Гопкинс, – я сделаю это для тебя и для Америки, да хранит ее Господь. Поеду в Кенигсберг и буду торговаться до последнего цента. Но я не уверен, что у меня что-нибудь получится. Слишком уж нетривиальная задача. У нас просто нет предмета для торга, нам нечего предложить этим двум, которые уже сорвали свой банк в мировом казино.

Мы даже не можем им угрожать, потому что помимо разрешения Конгресса на объявление войны, которое ты никогда не получишь, для этого требуется еще и военная сила. А ее у тебя сейчас тоже нет. Без разрешения Конгресса мы даже не сможем начать перебрасывать наши войска для защиты Британии, которая, вполне очевидно, станет следующей жертвой этого странного альянса. Потом они перебросят свои войска на восток и сокрушат не в меру алчных джапов, в результате чего мы останемся с русскими один на один.

Я даже готов допустить, что мистер Путин и Сталин не имели в виду ничего дурного, когда затевали этот свой альянс, и они всего лишь хотели как следует наказать плохих парней. Но все равно это опасно, очень опасно для нашей Америки. Слишком много территорий они будут контролировать, слишком много промышленного потенциала окажется в их руках, и слишком большая военная мощь может толкнуть их на новую авантюру. Но все это бессмысленно объяснять нашим деревянным головам в Конгрессе, которые считают, что самая удобная позиция – у страуса, который спрятал голову в песок.

Рузвельт внимательно выслушал Гопкинса и еще раз внимательно посмотрел ему в глаза.

– Да, Гарри, поезжай в Кенигсберг, – кивнул он, – и помни, что от этой поездки зависит очень многое для нас, если не всё!

31 января 2018 года (13 июля 1941 года), вечер. Киев

Тих и печален зимний Киев на четвертом году Майдана. Засыпанные снегом, почти безлюдные улицы, на которых даже в полдень не увидишь ни прохожего, ни проезжего – в холодных квартирах все же теплее, чем на продуваемых ветром улицах. Темнота, наступающая сразу с заходом солнца, узкие тропинки, протоптанные среди сугробов, и дымки буржуек в форточках – все это слегка напоминало картины Ленинградской блокады. Именно что слегка. Разница заключалась в том, что Ленинград осадил враг, а в этом городе люди сами блокировали свой разум кастрюлями, одержав победу цеевропейства над здравым смыслом. Жажда безвиза, кружевных труселей, пенсий в евро и вообще европейского життя привела к предсказуемому и печальному результату – газа нет, угля нет, свет дают два часа утром, два часа вечером, отопление в квартирах такое, что лишь бы не разморозились трубы; заводы стоят, работы нет, ничего нет. Одно слово – Руина.

И даже привычная забава под названием АТО больше не радовала жителей этого города, потому что мятежные республики Донбасса крепко держались, не собираясь уступать ни на шаг. И у них было все – и работа, и свет, и газ. За их спиной стоял восточный сосед, и этому соседу было наплевать на санкции, по самой Европе, как выяснилось, бьющие даже вчетверо сильнее, чем по России. Там, на востоке, занимались своими делами и преодолевали свои трудности, но эти трудности не шли ни в какое сравнение с теми, которые приходилось переживать цеевропейцам.

Восточный сосед как на убогих и скорбных умом смотрел на скачущих летом и замерзающих зимой обитателей страны-Руины; как на буйнопомешанных, который год ожидающих, что умрет «злобный Путен», зловредная Россия рухнет, распавшись на тысячу частей, «ватники» и «колорады» приползут на коленях, умоляя гордых потомков протоукров снова принять их в состав «Незалэжной». И тогда хохлы весело запануют, запивая горилкой и «какой-колом» сало в шоколаде и пирожки, которые еще четыре года назад привезла на майдан пани Нуланд. Новых партий пирожков, однако, не предвиделось, потому что поменявшийся у заокеанской Демократии хозяин решил, что Юкрейна вместе со всеми своими жителями представляет собой мусорный актив, в которые сколько ни вкладывай денег – все будет мало.

И кроме всего прочего, этот самый восточный сосед Юкрейны и его вождь «кровавый Путин», которого, как и любого злого бога, было нежелательно поминать всуе, в последнее время затеял нечто такое, от чего цеевропейцы пришли в самый настоящий животный ужас. Откуда-то из далеких глубин времени он извлек самого грозного диктатора прошлого, уже устраивавшего хохлам голодомор, террор, индустриализацию и коллективизацию – все в одном флаконе. И нужен этот диктатор был Путину только для того, чтобы вступить с ним в союз против великой европейской державы прошлого, которая еще почти восемьдесят лет назад собиралась принести восточным дикарям европейскую цивилизацию, декоммунизацию, сифилис и триппер. Попался бы европейским освободителям тот самый Петр Ляксеич Порошенко (девичья фамилия Вальцман) – наверняка загремел бы в Освенцим, под хохот белокурых арийских бестий.

Более того, Россия не просто пошла на такой союз, послав на войну ограниченный контингент своих войск. Москали даже гордились тем, что помогли жестокому диктатору Сталину безнаказанно сокрушить Европу, чтобы установить в ней свой ужасный коммунистический режим. А раз верна прямая теорема – так значит, верна и обратная, и неньку-Украину вот-вот снова отдадут в коммунистическое рабство.

Сразу после репортажа из прошлого и, самое главное, после обращения Путина ко всем москалям, Украину охватила лихорадка бегства, похожая на исход крыс с тонущего корабля. Экономика и хозяйственная жизнь, до того кое-как поддерживавшаяся в украинских городах, одномоментно рухнули, потому что просто стали никому не интересны. Встало метро и прочий общественный транспорт, прекратили работу банки, а за ними и магазины, а гривна начала идти к доллару по курсу использованной туалетной бумаги.

Первыми свинтили на благословенный Запад президент, правительство и Верховная рада, местом своего нового пребывания выбрав даже не привычный, казалось бы, Мюнхен, а далекий Торонто. До Торонто, в отличие от Мюнхена, кровавый коммунистический диктатор не сможет дотянуться длинными руками своих танковых армий. Вслед за вечно пьяным вождем нации потекли на запад деятели помельче. Им тоже не улыбалось остаться один на один как с народом, которым они так долго управляли, так и с ополченцами, у которых к ним был огромный счет. При этом по коридорам власти постоянно ходили слухи, что на Донбассе уже видели не только мифических конных бурятских бронетанковых водолазов, но и бойцов из спецчастей НКВД, которые явно замышляли нагадить свидомым в их шаровары.

Вслед за властью во все стороны по привычке побежал и народ – одни к родственникам и в лагеря вынужденных переселенцев на Восток, другие поближе к польским и румынским унитазам – на Запад. И те, и другие бежали не потому, что боялись, а потому, что жить в опустевшей стране стало просто невозможно.

Из тех, кто направился на восток, далеко не все достигли своей цели. Некоторых (а таких было примерно треть от общего числа) без всякого объяснения причин завернули обратно прямо на границе; но этим, можно сказать, еще повезло. Некоторые оказались фигурантами уголовных дел, заведенных по факту военных преступлений, совершенных боевиками нацбатов и ВСУ во время подавления протестного движения на Донбассе – и такие сразу, даже не пискнув, исчезали в страшных застенках Мордора.