Морской змей - Татьяна Воронцова

...в положении отверженного есть некое скорбное величие. Ореол мученика. Да, женщины на это падки.

– Я слышал о том, что русские девушки очень красивы, – сказал ей Анри, переходя на английский. – Но не предполагал, что до такой степени.

– В самом деле? – пробормотала Лиза, краснея.

Она заметила, что когда ему приходилось действовать правой рукой, лицо его едва уловимо напрягалось, но поскольку он был стопроцентный левша, это происходило не часто. Обручального кольца он не носил.

Улучив мгновение, Венсан прижал ее к стене.

– И думать не смей. Убью обоих.

– Господь с тобой! Я и не...

– Ладно, ладно... послушай. Я не могу отпустить его сейчас. Он наглотался химии.

– Что же делать?

– Ложись спать, Лиз. Не думай ни о чем.

– А вы?

– Немного посидим в гостиной... а там видно будет.

– Отвези его домой и возвращайся.

Но, предлагая это, она уже знала, что он не согласится. После столь долгой разлуки и в преддверии следующей им было необходимо хоть сколько-то побыть вдвоем.

– А его жена? Она же будет беспокоиться.

– Не будет, – помедлив, отозвался Венсан. – Она ушла от него. Совсем ушла.

Лиза оторопела.

– Ушла? Когда?

– Сегодня утром. После того как посмотрела одно интересное кино.

– Черт, – шепотом сказала Лиза, чувствуя холодок в спине. – Как же ей удалось добраться до диска? И от кого она могла узнать, что на нем?

– Она и не знала. Когда Анри взял у Мориса этот чертов диск и сунул в карман, она сидела в машине. Ему и в голову не пришло, что такая мелочь может привлечь ее внимание. Подумаешь, диск... Она ни о чем не спросила, вообще никак не обнаружила своего интереса, а ночью, пока Анри спал, отыскала его и посмотрела на их домашнем компьютере. Не все, конечно. Но все и не обязательно.

– Вот болван! – в сердцах воскликнула Лиза. – Он должен был позаботиться о том, чтобы она до него не добралась. До диска. Она ведь женщина. Ясно было, что она не устоит.

– Ты так думаешь? – Венсан посмотрел на нее долгим взглядом.

– Он не пытался ее удержать?

– Нет. Он просто закрыл за ней дверь.

Все правильно. И если эта женщина ожидала чего-то другого, то она безнадежная идиотка. Можно было предвидеть, что его раненая гордость не позволит ему сказать ни слова в свое оправдание. Итак: либо она умственно отсталая, либо в их отношениях с самого начала не было главного – любви. Сексуальное влечение, привязанность, тщеславие собственника... но не любовь.

Лиза проснулась и сразу поняла, что она в доме одна. На всякий случай обошла все комнаты, облачившись в длинный махровый халат, спустилась в гостиную и со вздохом растянулась в кресле. Положила руку на живот. Никакого намека на недомогание, никакой депрессии.

– Какой же ты была дурой, Елизавета, – вслух сказала она себе по-русски. – Впрочем, дурой и осталась.

Следуя привычке последних дней, насыщенных событиями и переживаниями, интеллектуальный аппарат услужливо продублировал эти фразы на всех известных ей языках. Это было так нелепо, что она расхохоталась.

Пепельница на журнальном столе была полна окурков. Надо бы вытряхнуть. Лиза подалась вперед, протянула руку... Взгляд ее упал на маленький плоский предмет. Мини-диск в прозрачной коробочке. Тот самый. Почему Венсан не убрал его? Убрал... да его следует вообще уничтожить! Взять молоток, плоскогубцы и разломать на мелкие кусочки. Он всплыл в самый неподходящий момент и всего за сутки наделал столько дел...

Лиза выбросила окурки в мусорный контейнер, вымыла пепельницу, тщательно вытерла полотенцем. Взглянула на часы. Пять утра. Ну и что делать дальше? Выпить кофе и заняться уборкой или снова лечь спать? Лечь-то она ляжет, да только вряд ли уснет... Позвонить ему? Наверняка они у Леграна. Где же им быть в пять утра? Ох, да где угодно: в полицейском участке, в борделе, на набережной Сены... Подумав о полицейском участке, она вспомнила про пистолет и медленно обвела глазами гостиную. Интересно, где здесь можно спрятать пистолет?

Плоская коробочка соблазнительно поблескивала на матовой поверхности стола. Лиза протянула руку. Сердце почему-то зачастило, как бывает в минуты опасности, во рту появилась горечь.

Она ведь женщина. Ясно было, что она не устоит.

Компьютер стоял в той же комнате, что и книжный шкаф. Нажать на пару кнопок, увидеть светящийся экран, вставить диск в дисковод, поудобнее устроиться в кресле... «Ну и что потом? Ты уверена, что хочешь увидеть то, что увидела медноволосая жена Анри Леграна?» Да, любопытство – страшная вещь. А что скажет Венсан? Стоп, минутку. Вот это действительно свежая мысль: оставил ли он диск на столе просто потому, что забыл, или таким образом намекал, что Лиза может, если захочет, ознакомиться с его содержимым?

Соблазн был мучительным, непреодолимым. Не в силах принять решение, Лиза кружила по комнате, то преисполняясь твердого намерения сесть и посмотреть-таки этот фильм ужасов, чтобы составить собственное мнение обо всех его персонажах, то пасуя перед перспективой своей бес–тактностью разочаровать или даже глубоко оскорбить Венсана. В итоге она не придумала ничего лучшего, чем пойти и забраться под одеяло. Поплотнее задернуть шторы, свернуться калачиком и забыться сладким сном под трели соседских канареек.

Когда Венсан потихоньку запер за собой входную дверь, прошел в гостиную и внимательно осмотрел угол стола, где, уходя, оставил пепельницу и диск в коробочке, а вернувшись, нашел только диск, она все еще спала. К диску она даже не прикоснулась.

– Лиз, проснись, уже двенадцатый час... я здесь, с тобой, и я страшно проголодался...

Его шепот и настойчивые ласки будят ее, хотя ей кажется, что она только-только закрыла глаза. Вот эгоист!

– Проголодался? – спрашивает она сонно. – В смысле – хочешь есть? Или хочешь меня?

– И то и другое. Но тебя в первую очередь.

Улыбаясь, Лиза перекатывается на спину, сгибает ноги в коленях и, все еще пребывая в сладкой дреме, с готовностью принимает его – сразу и до конца. Вскрикивает, изумленная его напором. Это несколько обескураживает. Она ждала долгого, нарастающего наслаждения, а он с первых мгновений впал в такое неистовство, что ей стало страшно.

Прижимая ее руки к кровати, он овладевал ею, как супругой плененного царя – не любя, но вожделея; не пользуясь своим правом, но утверждая новую власть. Он безумствовал, он бился насмерть, он почти рыдал...

– Ты правда любишь меня? – спросила она чуть слышно, когда он уже лежал, без сил откинувшись на подушки.

Он повернул голову, и она увидела, что черты его лица смягчились, а глаза посветлели. Что бы его ни мучило, теперь уже отлегло.