Человек, который съел "Боинг-747" - Бен Шервуд

— Но, сэр… — виновато произнес Джей-Джей.

«Сэр»? Это был, может быть, не инстинкт, это уж точно наработанный годами рефлекс — кланяться перед начальством и с готовностью принимать любые приказания и понукания. Неожиданно Джей-Джей почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Оглянувшись, он увидел у себя за спиной Виллу.

— Я пойду, — проговорила она. — У тебя работа, да и мне есть чем заняться: по такому поводу неплохо бы и специальный выпуск газеты издать.

— Нет! — воскликнул Джей-Джей. — Я прошу! Я все объясню…

— Что? Что вы мне объясните? — кричал в трубку Писли. — Какое оправдание вы себе придумали?

Джей-Джей вышел из дома с трубкой в руках. Стоя на крыльце, он посмотрел на Виллу, а затем обвел взглядом всех собравшихся на лужайке жителей Супериора. На мгновение его глаза задержались на Блейке. Этот мальчишка, так мечтавший установить мировой рекорд, чем-то похож был на самого Джей-Джея. Примерно в этом возрасте он решил для себя, что Книга рекордов станет для него судьбой и делом всей жизни. Четырнадцать лет, четырнадцать ежегодных изданий. От Австралии до Занзибара — поездки по всему миру, одна за другой, за несколько секунд промелькнули перед глазами Джей-Джея. Бесконечные прыжки, ходули, скакалки, домино… Нужные слова пришли сами собой. Джей-Джей произнес их, почти не задумываясь:

— Я увольняюсь.

На другом конце провода воцарилось молчание.

— Нам не нужен ваш мировой рекорд, — заявил Джей-Джей в трубку. А затем, вспомнив слова Виллы, которые она произнесла во время их встречи в баре, он добавил: — Не нужны нам ни слава ваша, ни известность. Мы и так неплохо живем.

— Чушь какая-то! — Писли явно не верил своим ушам. — Что вы мелете? Вы не можете вот так просто взять и уволиться. У нас на носу следующее издание, и вы должны…

Джей-Джей выпустил телефон из рук. Трубка проскакала по ступенькам и приземлилась на траве перед крыльцом. Джей-Джей протянул руку Вилле, и она приняла ее. Он чувствовал себя легко и свободно: казалось, еще мгновение — и он сможет взлететь. Вот так, взявшись за руки, бок о бок, они с Виллой пересекли лужайку перед домом Уолли и направились в сторону города.

Ближе к рассвету мир и покой вновь воцарились в долине Республиканской реки. Все стихло, и лишь писклявый, искаженный телефоном голос редактора еще долго доносился из лежавшей в траве трубки. Но, кроме ночного ветра, его никто не слушал.

Они сидели на поваленном дереве и болтали босыми ногами в воде. Взошла луна. Сбивчивые мысли роем вились в голове у Виллы. Ей даже захотелось искупаться в реке, окунуться в эту прохладную воду, чтобы чуточку успокоиться и чуть более здраво обдумать то, что ее волновало.

Слишком уж много вопросов возникало у нее в связи с последними событиями. Зачем Джей-Джей вернулся в Супериор с другого конца света? Неужели действительно для того, чтобы закончить дело, начатое Уолли? Или же ему было нужно что-то другое? Он ведь, черт возьми, прямо у нее на глазах уволился с работы, а это поступок, который дорогого стоит. И вот теперь он не отходит от нее ни на шаг и довольно неуклюже говорит о любви — да что там, не просто ведь говорит, а фактически признается, что любит ее. Что случилось с этим человеком там, в Греции? Неужели он и в самом деле настолько изменился? Или просто выпил слишком много узо? Во всем этом Вилле нужно было разобраться.

— Ну ладно, — задумчиво произнесла она. — Ты лучше мне вот что скажи: смог бы ты съесть самолет ради человека, которого любишь?

— Ну, знаешь… — отозвался Джей-Джей. — Спроси что-нибудь полегче. — Затем он наклонился поближе к Вилле и доверительным тоном сказал: — Конечно, я готов съесть ради тебя все что угодно, даже самолет. Знать бы только, что ты любишь меня.

Вилла не понимала этого человека, не могла раскусить его, сомневалась, можно ли ему верить.

Ветер волнами набегал на ивы, росшие по берегам речки, и те шуршали листьями в ответ. В голове у Виллы зазвучала старая, с детства любимая песня Арти Шоу:

Любовь вошла — и разогнала тени,

Любовь вошла — и солнце вместе с нею…

— Это просто безумие, — сказала она после долгой паузы. — Я про нас с тобой. Мы ведь… мы ведь даже толком не знаем друг друга.

— В этом-то все и дело, — поспешил согласиться Джей-Джей. — Полное безумие и абсолютная бессмыслица. Давай ты еще и приговор вынесешь: ничего хорошего, мол, из этого не выйдет.

— Почему ты с такой уверенностью говоришь о своих чувствах? Откуда ты знаешь, что это и есть настоящая любовь?

— Знаю, и все, — заявил Джей-Джей. — Сначала я собирал о любви все фактические сведения, пытался вывести ее формулу, а в итоге понял, что это просто чувство — то чувство, которое…

Она слушала его голос и ощущала, что вновь проникается доверием к этому человеку.

И сердце в то волшебное мгновенье

Она приветствовала, не сказав ни слова.

— Я бы хотела понять, что случилось с тобой тогда — утром в моем трейлере, — осторожно, словно извиняясь, произнесла Вилла. — Почему ты вдруг стал словно чужим? Почему оттолкнул меня?

— Знаешь… я просто испугался.

— Испугался меня?

— Нет. Себя.

Джей-Джей долго смотрел на свое темное отражение в воде, а затем, вновь подняв взгляд на Виллу, сказал:

— Понимаешь, я тогда вдруг подумал: ну кто я такой? Просто Джон Смит, которых даже в одном Огайо пруд пруди. Разве могу я — образец серости и заурядности — быть достоин такой женщины, как ты?

Вилла протянула руку, прикоснулась к рукаву его потертой и изрядно помятой рубашки и вдруг взъерошила Джону и без того не слишком тщательно расчесанные волосы:

— Нравишься ты мне, Джон Смит из Огайо.

— Ты мне тоже нравишься, Вилла Вайетт из Небраски, — отозвался он.

Что ж, эти полупризнания показались им обоим неплохой отправной точкой для того, чтобы попробовать начать все заново. Впрочем, нельзя было сказать, что начинать придется с нуля. В их общем багаже была и шутливая попытка установить рекорд в бросании яиц, и прогулка под дождем в сопровождении грома и молнии, и прекрасная ночь в тесном уютном трейлере. Может быть, настало время открыться друг другу?

Ночь была тихой и спокойной. Даже ветер перестал шуршать в ивовых зарослях. Кваканье лягушек, время от времени раздававшееся то с одного, то с другого берега, не нарушало, а, даже наоборот, подчеркивало тишину.

Вилла запрокинула голову и посмотрела в ночное небо.

Один лишь взгляд — забылись все печали,

Один лишь взгляд — открылись счастья дали…

— Ну как, есть у меня надежда? — произнес в тишине Джей-Джей. — Есть ли шанс, что ты когда-нибудь вновь впустишь меня в свое сердце?

Вилла погрузилась в воспоминания. Заезжий торговец с пачками книг… сын банкира — невероятный богач по меркам этого города… и вот теперь — парень в синем блейзере с золотой вышивкой.