В дебрях Африки - Генри Мортон Стенли

31 мая. Отряд дневал. Мазамбони подарил нам трех быков и доставил в лагерь двухдневный запас муки на всех людей и еще множество бананов и бататов.

Из соседних округов перебывало у нас с визитом много вождей, и каждый принес подарки: коз, кур и муки. Селения Урумангуа, Буэсса и Гунда тоже заключили с нами дружественные союзы. Это те самые необыкновенно цветущие и богатые деревни, которые в прошлом году так поражали нас своим благосостоянием.

К вечеру я получил от Музири следующее извещение: так как все окрестные земли помирились со мною, он желает также быть причисленным к числу моих друзей, и в следующий раз, когда мы придем в эти места, он приготовит для меня приличные дары.

1 июня мы выступили из Ундуссумы к западу в сопровождении двадцати человек Мазамбони. Через полтора часа дошли до Урумангуа. Из этого округа пошли провожать нас сто человек, а люди Мазамбони ушли домой. Два часа спустя пришли в Униабонго, и тут люди из Урумангуа тоже ушли, предоставив честь сопровождения нас местному населению. Эти в свою очередь шли с нами полтора часа, доставили до Муканги и оставались до тех пор, пока не удостоверились, что все мы прилично расквартированы и сытно накормлены. Однако неподалеку от Муканги они чуть не перессорились с нашими людьми, и мы уже стали в оборонительную позицию, но, к счастью, смелость и здравый смысл их старшины одержали верх, и нам не пришлось затевать драку, по меньшей мере бесполезную для обеих сторон.

Хороший пример не меньше дурного вызывает подражание. Вожди племен вомбола и каметтэ прослышали, как мы охотно приняли дружелюбное посредничество вождя Муканги, и на другой день, когда мы пошли их землями, не было ни одного враждебного окрика, ни одного разгневанного лица. Из Каметтэ, правда, закричали нам, чтобы мы шли своей дорогой, но это было не обидно, во-первых, потому, что в Каметтэ нам нечего было делать, а во-вторых, потому, что день только начинался. Но придя через пять часов в следующую деревню Укуба, мы притомились и захотели отдохнуть. Жители Укубы в округе Бессэ один раз уже испытали, что значат наши ружья (это было 12 апреля), и потому дозволили нам преспокойно расставить палатки. Перед закатом солнца мы были приятно удивлены появлением в лагере туземцев, пришедших без всякого оружия, а наутро они пришли опять и принесли в дар дойную козу, кур и столько бананов, что хватило на всех.

3 июня мы шли очень быстро; захватили несколько челноков для переправы через Итури. Хотя в последние дни дождей было немного, но мы застали реку такой многоводной, какой она бывает во время апрельских дождей.

Переправившись через Итури, мы поймали женщину из Мандэ и, отпуская ее домой, поручили ей сказать своим сородичам, что если нас не тронут, то и мы никого не обидим. Это все-таки может способствовать распространению наших мирных сношений с туземцами.

5-го мы стояли лагерем в Бабуру, 6-го – в западном Индендуру; 7 июня, после семичасового перехода, достигли речки Миулэ, названной так по причине необыкновенного обилия на ее берегах пальм из рода рафия, а 8 июня вступили в форт Бодо, приведя с собою шесть коров, целое стадо овец и коз, несколько тюков местного табаку, четыре галлона водки, подаренной пашой, некоторые другие мелочи, пригодные для увеселения гарнизона.

В лесу царствует такая глушь и тишина, что мы взаимно находились в полной неизвестности насчет того, что с нами было в эти шестьдесят семь дней разлуки. Мы были уже за двести сажен от форта Бодо и все-таки не знали, что сталось с лейтенантом Стэрсом, который 16 февраля ушел к Угарруэ за нашими выздоравливающими и должен был привести их к нам, чтобы делить наши приключения и вместе идти по открытым лугам, один вид которых уже приносил здоровье и облегчение нашим людям. Гарнизон форта тоже ничего не знал о нашей удаче; но когда мы выстрелили из ружей, и лесное эхо повторило эти звуки, навстречу нам грянул такой же залп; тогда мы наверное узнали, что форт Бодо стоит на прежнем месте, а люди, жившие в пределах его расчисток, догадались, что это мы воротились с Ньянцы.

Первым показался лейтенант Стэрс, а за ним и капитан Нельсон, оба в отличном виде, но немного бледные. Потом высыпали навстречу все люди, и надо было видеть, каким счастьем и восторгом блестели их глаза и как загорелись их лица. Эти дети природы не умеют скрывать своих чувств и мыслей.

Но, увы, как я ошибся в своих расчетах! С тех пор как я вступил в лесную область, все мои выкладки оказались неверными. Мне казалось, что я до тонкости вычислил каждый километр пути Стэрса, каждый шанс промедления, каждое препятствие, могущее встретиться ему и его каравану, шедшему налегке, и рассчитывал, что через тридцать девять дней Стэрс непременно соединится с нами. Вместо того мы прождали его в форте сорок семь дней, думая, что нельзя же лишать его возможности присутствовать при торжественной встрече с Эмином – конечной цели всех наших трудов и усилий. А он воротился в форт только на семьдесят второй день, когда мы давно уже свиделись с Эмином– пашой.

Я считал также, что из пятидесяти шести больных, оставленных в ставке Угарруэ и содержавшихся на наш счет, по крайней мере сорок человек окажутся уже здоровыми и годными выступить в поход, а вместо того Стэрс застал их большею частью в худшем виде, чем они были оставлены. Все сомали перемерли, кроме одного, который хотя и пошел со Стэрсом, но, дойдя до Ипото, умер на дороге. Из пятидесяти шести только тридцать человек остались, в том числе Джума, которого нога была отнята. Троих в ставке не застали, потому что они ушли за съестными припасами. Из тридцати печальных скелетов, которые Стэрс принял от Угарруэ, четырнадцать человек умерло в дороге, одного оставили в Ипото, и только пятнадцать дошли до форта, чтобы показать, до чего их жалкие обнаженные тела были изуродованы и испещрены всевозможными наростами и болячками отвратительного цвета и вида.

Я застал гарнизон форта Бодо в довольно приличном виде. Правда, страдавшие нарывами не избавились от них, но им было и не хуже; малокровные жертвы бесчеловечного обращения маньемов в Ипото, пожалуй, даже стали поплотнее; но хронически истощенные и хилые оставались все в том же положении, и их жалкий вид говорил только о том, до чего они не способны совершать предстоящий нам длинный и отчаянно тяжелый поход. Всего этого я ожидал. Долгое странствование в Ямбуйю и обратно не следует предпринимать против желания людей; на это нужно набрать охотников, добровольцев, которые сами были бы заинтересованы делом и сознавали бы, что когда эта задача будет выполнена, тогда – прощай, все лесные бедствия, прощай, голод, проливные дожди, болотная сырость, грязь, потемки, растительная пища, отравленные стрелы – все это будет раз и навсегда позади; а впереди все радости жизни в привольной луговой стране, свет Божий, тепло и сияние ясного дня, свежие травы, волнуемые вольным ветром, утешительное сознание, что над головой небо, а под ногами земля, преисполненная жизни и силы, всегда благодетельная и щедрая.

Одну жатву кукурузы уже сняли и сложили в кладовые. Поля снова обрабатывали под посев; банановые рощи все еще доставляли столько плодов, что им и конца не предвиделось; сладкие бататы во многих местах разрослись дико, а бобов было насеяно довольно.