Правила счастливой свадьбы - Антон Чиж

Кажется, мадам еще не знала, за кого будет выходить мадемуазель Бабанова.

– Где сейчас может быть Астра Федоровна? Что еще может быть «С.М.В.»?

– Поверьте, даже представить не могу…

– За последние полчаса в салон заглядывали незнакомые господа?

– Перед вашим приходом появился какой-то толстяк с золотой цепью на пузе и перстнем брильянтовым, спросил «здесь салон мадам Вейриоль?», огляделся и скрылся.

– Куда пошел?

– Ну откуда мне знать…

С потолка раздались звуки, будто на втором этаже кто-то убегает, а другой, с тяжелой поступью, догоняет. Пушкин не стал задавать вопросы. Пробежав через примерочную, выскочил в сени, успел крикнуть городовому, которого поставил во дворе, чтобы был готов, и взлетел по лестнице.

Дверь в квартиру была не заперта. Пушкин ворвался и увидел у окна низкую фигуру, чрезвычайно толстую, в одних подштанниках. Мужские брюки валялись на полу рядом с разорванным платьем и двумя крупными ассигнациями. У ног толстяка сжался белый комочек. Господин обернулся.

– Чего надо? Пшел отсюда…

Пушкин дал двойной тревожный свисток и подошел к господину в подштанниках.

– Сыскная полиция… Арестованы за совращение несовершеннолетней девицы…

Господин соображал быстро. Попятился и попытался сбежать, но наткнулся на городового, который одним махом скрутил его.

– Этого в участок, допросить и в камеру, – приказал Пушкин.

И, не замечая криков с угрозами всех купить и наказать за дерзость, наклонился над девушкой, которая спрятала лицо за стиснутыми руками.

– Не бойтесь… Все кончилось… Вам ничего не угрожает…

Раздалось тяжелое и глубокое всхлипывание.

– Спасибо… – чуть слышно пробормотала она.

Закинув на плечо подранное платье, Пушкин поднял барышню и бережно понес по лестнице. Дрожа, она прижималась к нему. Внизу ждала напуганная Вейриоль, а из сада неслись жалобы и проклятия арестованного.

* * *

Закутанная в одеяло, Астра Федоровна сидела, поджав ноги, на диване в примерочной. Мадам хлопотала вокруг нее, предлагая чай, лекарства, успокоительные капли. Барышня потребовала рюмку коньку. Отказать было невозможно. Астра выпила, поперхнулась с непривычки, зато щеки загорелись румянцем.

– Мадам Вейриоль, прошу нас оставить, – попросил Пушкин, когда здоровью барышни ничего не угрожало.

Мадам колебалась, не зная, как поступить.

– Не бойтесь, Жанна, господин Пушкин мой жених со вчерашнего вечера.

Хозяйка салона сдержала изумление при себе, вежливо поклонилась, пообещала, что следов не останется, платьем занимается лучшая портниха, и закрыла за собой дверь. Пусть делают, что хотят…

– Не держите на меня зла, Алексей Сергеевич, – сказал Астра, пряча нос за краешком одеяла. – Мой поступок не направлен против вас.

– Я знаю, – отвечал он. – Вчера, когда подали объявление, хотели проучить графа, обвинить его в измене и отменить свадьбу. Сегодня, когда он перестал быть вашим женихом, хотели открыть глаза вашей матушке, спасти ее… Вышло по-другому. Граф увидел объявление, понял, что это ловушка, и предложил одному из состоятельных знакомых развлечение… Недешевое, но редкое… Как оказались наверху, а не в салоне?

Астра тяжко вздохнула.

– Случайно… Зашла из сада, чтобы Жанна не заметила, увидела лестницу. Нахлынули воспоминания: в этой квартире мы с Гаей в детстве играли… Поднялась, ключ был, как и прежде, в щель засунут, открыла, вошла, понюхала пыли, хотела вернуться, а на пороге этот негодяй стоит, ухмыляется. И на меня… От страха горло перехватило, не смогла позвать на помощь… Он наседает, сальности говорит, деньги бросил, стал платье с меня срывать, брюки стащил, фу, гадость… Дальше плохо помню, пока не появились вы… Спасибо, что спасли от позора…

Пушкин устроился на другом конце дивана.

– Астра Федоровна, в благодарность за спасение жду от вас откровенности, – сказал он как можно мягче.

Глазки ее хитро блеснули.

– Говорите прямо как ваша баронесса… Что ж, мы, купцы, долги оплачиваем… Спрашивайте…

– Откуда узнали, какое надо подать объявление, чтобы выманить графа?

Астра повозилась под одеялом.

– В пансионе об этом шептались… Хоть барышням читать газеты неприлично, в пятницу открыла «Московский листок», гляжу: объявление Алой Ленты… Думаю, вот ты и попался… В понедельник утром получаю гадкую записку, в которой доброжелатели сообщали: мой жених имеет интимную встречу в салоне мадам Вейриоль… Примчалась, стучала в дверь примерочной, они не открыли…

– Почему не зашли через сад?

Барышня хмыкнула.

– Сама не знаю… От злости и обиды не могла мыслить разумно… Приехала в кофейную, где с Гаей встретиться сговорились… Опомнилась, да было поздно. Не возвращаться же обратно. Тут Василиса объявилась, поехали к колдуну… Он нагадал, что после графа у меня будет еще два жениха… Вы – первый… Не обижайтесь…

Обижаться Пушкин и не думал. Он думал о другом.

– От кого получили записку?

– С почтой пришла… Кажется, Гая отдала утром. Запечатанную…

– Вы знали, что Юстова погибла здесь?

– Да, Гая рассказала…

– Почему ее смерть не связали с графом Урсеговым? Вы же прибежали сюда, чтобы разоблачить его.

Поддернув одеяло, барышня закуталась плотнее. Как ребенок защищается перед страшными тенями ночи.

– В голову не пришло, поверите?

Верил Пушкин только своей системе.

– Позвольте вернуться на два года назад, – сказал он. – Бутович рассказала вам о том, что она подала объявление Алой Ленты?

– Почти прямым текстом… Ходила с гордым видом… Эта дрянь смела заявить, что еще будет мне приказы отдавать… Продажная девка…

– В прошлом году видели объявление Алой Ленты?

Вопрос вызвал удивленный взгляд.

– Неужели опять было?

Пушкин кивнул.

– Ну и ну. – Астра поморщилась. – Кто-то из новеньких, наверное… Графа в пансионе нет, а слух живет и текст известен… Фу, мерзость…

– Как мадам Вейриоль сообщали, чтобы оставили примерочную для встречи?

– Да откуда мне знать! – возмутилась Астра. – Наверняка у них заранее обговорено… Она ведь тоже в газеты заглядывает. А расчет после получает…

– Знали, что объявление 22 апреля подала Юстова?

– Тася не сообщила… Я поняла, что она скрывает что-то, хитрит, когда ей сережки отдала в качестве свадебного подарка… Надо же, скромница Тася пожелала продать свое сокровище… Кто бы мог подумать… И какой же грязный мерзавец граф Урсегов…