Новая весна - Рита Романова

чтобы взять и влюбиться. Ни один мужчина не достоин того, чтобы она плакала из-за него по ночам и преданно заглядывала ему в рот. Когда рядом с тобой мужчина, нельзя расслабиться ни на секунду. Позволив себе незначительную слабость, ты тут же получишь такой удар под дых, что не скоро сможешь дышать. Мужчин нельзя любить. Их можно только использовать. И тогда все будет хорошо. И море, и яхта, и небо в алмазах.

Тихо ударилась входная дверь о косяк. Наверное, вернулась Василиса Юрьевна. Вера закрыла журнал, покрутила его в руках и, решив, что больше он ей не пригодится, небрежно забросила его под кровать.

Босая, прямо в ночной сорочке, быстрой тенью проскочив мимо кухни, где суетилась хозяйка, Вера выскочила на улицу. Дружок радостно завилял хвостом и распахнул пасть, чтобы поприветствовать ее. Но она прижала к губам палец и весело подмигнула ему. И пес все понял. Пышный хвост свалился вниз безжизненной метелкой, и Дружок понуро побрел к конуре. Весь его вид выражал глубокую печаль и даже обиду на то, что ранняя гостья отказалась разделить с ним радость встречи.

Рядом с домом расстилалась небольшая зеленая лужайка. Раньше Вера планировала сделать здесь некую зону отдыха. С помощью дяди Коли хотела установить маленькую веранду и еще соорудить теннисный стол. В теннис она никогда не играла, но мечтала научиться. И научилась. Теперь она умеет играть и в большой теннис, и в настольный. Еще — она прекрасно катается на горных лыжах, и даже пару раз вставала на сноуборд. Только о маленькой веранде она больше не мечтает. Теперь у нее совсем другие мечты.

Вера закружилась на лужайке в диковинном танце. Она подставляла лицо робким утренним лучам солнца, вдыхала весеннюю прохладу и думала о том, как прекрасна жизнь. Еще четыре года назад она и не предполагала, что когда-нибудь выберется из этой глуши, будет жить в большом городе и занимать кресло редактора. Она была уверена, что здесь пройдут все отведенные ей годы жизни, и ни на что большее не надеялась. Кто мог подумать, что ей уготована совсем другая судьба и что ее один крутой вираж изменит все. Даже лицо.

Противные мурашки пробежали вдоль позвоночника. Вера остановилась и оглянулась по сторонам. Кусты малины чуть пошевелились. Дядя Коля? Но он не может быть там! Страстный влюбленный спокойно храпит на диване. Из дома он не выходил. Вера бы его увидела. Да и ни к чему ему прятаться в кустах. Со вчерашнего дня он желанный гость в этом доме.

Она попятилась назад, неотрывно глядя на шевелящиеся кусты. На секунду ей показалась, что в их зеленой глубине мелькнули черные блестящие глаза, густая щетина, окаймляющая знакомое лицо. Вера вздрогнула, забежала в дом и закрыла дверь на крючок. Из зала тут же выскочил взъерошенный дядя Коля.

— Че за шум? — пучил он сонные глаза. — Ты что ль, Верунь? А я слышу — шумит. Думал, может того… Славка опять бурагозит.

— Саша, — хрипло поправила его Вера.

— Тебя еще и Саша того… снасильничать хочет? — окончательно проснулся он и устрашающе потряс ружьем, которое сжимал в руке. — Ничего, Верунь, я им всем яйца отстрелю. Чтоб неповадно было.

— Слава по паспорту Сашей оказался, — все так же хрипло пояснила она. — И, кажется, сейчас он сидит в малиновых кустах. Где ты вчера сидел.

— Вот гад! — возмутился «телохранитель». — Еще и в кусты мои залез!

Грозно сдвинув брови, мужчина грубо отодвинул Веру, залез в домашние тапочки и вышел во двор. Вера пошла следом за ним. Глухо щелкнул предохранитель, и дуло ружья уперлось в глубину малиновых кустов.

— А ну выходи, засранец! — скомандовал дядя Коля.

Но кусты даже не пошевелились. Мужчина раздвинул их дулом и даже просунул голову внутрь.

— Здесь никого нет, — из зеленой глубины отчего-то грустно сообщил он. — И не понять, был ли. Тута все мной стоптано. Может, показалось тебе? С перепугу-то еще и не то привидится.

— Может, и показалось, — согласилась с ним Вера, хотя была полностью уверена в обратном.

Глава 31

После завтрака Вера, как и обещала, съездила в районный центр и набрала полный багажник продуктов. Дядя Коля, увидев все это изобилие, на секунду потерял дар речи.

— Так… я ж тебе всего сто рублей занимал, — быстро захлопал он глазами, едва к нему вернулась способность говорить. — Ты, может, забыла. А, Вер?

— Все я помню, дядь Коль, — взяла его под локоть Вера и положила голову ему на плечо. — И считать прекрасно умею. И мне очень стыдно перед тобой. На твоем месте я даже разговаривать со мной бы не стала. Но ты меня прости, если сможешь, конечно. На тот момент у меня было помешательство. Я не понимала, что творю. В общем, это и не я была вовсе.

— А кто ж? — заинтересовался он.

— Глупая влюбленная дура, — вздохнула Вера. — Не держи на меня зла. Ты очень дорог мне.

— Я и не держу, — потрепал ее по затылку дядя Коля. — И вообще не понимаю, за что ты извиняешься.

— Спасибо, — прошептала она. — У меня к вам еще одна просьба. Мне еще бабе Клаве нужно долг отдать. Давайте, я вам денежки оставлю, а вы…

— На том свете деньги не нужны, — прервал он Веру. — Померла бабка. Уж года полтора как померла.

— Как померла?! — отпрянула от него Вера. — Не может быть! Она ведь не болела даже ничем!

— Болела, еще как, — крякнул дядя Коля. — Просто она по-тихому чахла. Не жаловалась никому, не ныла. Да и померла она так же тихо. Ее только на второй день обнаружили, когда скотина начала с ума сходить, в голос на всю деревню орать.

— Как же так… — заплакала Вера. — Как же мне теперь жить? А памятник ей поставили, дядь Коль?

— Кому ж надо на это деньги тратить, — пожал он плечами. — Деревянный крест стоит. Как у всех. С фотокарточкой. И ты не вздумай на это дело тратиться. Деньги — они живым нужнее. А ей чего? Что с памятником, что — без. И мне, как помру, никаких памятников не надо. Обойдуся как нибудь.

— Я должна, дядь Коль, — всхлипнула Вера. — Долги нужно отдавать. Иначе жизни мне спокойной не будет.

— Ну, гляди, Вер. Тебе решать. Если тебя так легче будет, то ставь. Василиса нам обед заварганила. Так что кончай бабку оплакивать и пошли за стол. Мертвым — мертвое, а живым живое. Клавка и так долгую жизнь прожила. Каждому бы так. Ей аж восемьдесят пять было. Хороший возраст. Для смерти.

— Что вы такое говорите, —