Белый Волк - Александр Мазин

Ивар покачал головой:

— Если ты говоришь правду, значит, лжет мальчишка Жерар. А зачем сынку франкского ярла лгать? — произнес он. — В то время как ты сейчас стоишь на пороге смерти и потому готов говорить всё что угодно, лишь бы ее избежать.

Меня охватил гнев, вызванный скорее всего бессилием. Мой ярл стоял в пяти шагах, и я видел, как крепко стиснуты его кулаки. Он мне верил, но сделать ничего не мог. Это была территория Рагнара. Оставалось надеяться только на себя. И на Бога. Хотя заступится ли Бог за того, кто якшается с языческими демонами? Да и креста я никогда не носил, потому что крестили меня еще во младенчестве…

А это вариант! Если я публично отрекусь от Христа, не исключено, что язычники-датчане мне поверят! Потому что, будь я настоящим франком, я бы скорее умер, чем совершил такое.

Я открыл рот, чтобы… И закрыл. Потому что понял, что не смогу. Невозможно. Лучше сдохнуть. Я знал это, потому что… знал.

Собственно, чего мне бояться, кроме смерти. Пыток? Ну, всякие пытки рано или поздно кончаются. Главное: сохранить дух, ясное сознание. Похоже, пришло время понять, чего я стою. Хорошо, что у меня будет ребенок. Значит, мой род не угаснет. Надо же! Начинаю мыслить местными категориями! Я улыбнулся. Терзавший меня страх отступил. Я вспомнил, как, приняв зелье Каменного Волка, парил над зимним озером… Смерти нет. Есть лишь переход в иное качество. И надо совершить его достойно. Кто знает? Может, после смерти я снова вернусь в двадцать первый век? Или попаду еще куда-нибудь…

Чудесное спокойствие наполнило меня. Я перестал трястись, мускулы расслабились, улыбка стала еще шире и…

…Чудовище с огненными глазами глядело на меня. Уродливая морда дракона проступала сквозь мужественные черты Ивара Рагнарсона… Мерзкий ящер, не мигая, глядел на меня и решал, стоит ли меня кушать…

Но я всё равно не боялся.

Белый Волк, спящий у моих ног, дернул ухом, поднял голову, потянулся, зевнул, разинув широченную пасть… Чихал он на всех демонов скандинавского пантеона! И я — тоже! Хотите меня жрать — жрите. Авось подавитесь.

Воистину Стенульф сделал мне бесценный подарок. Пусть я не стал берсерком, но для меня открылись двери в… Не знаю, куда. В бесконечность, наверное. Но в этом чудесном состоянии я не боялся никого и ничего. Тело бренно, но душа — бессмертна. И ее у меня не отнять. Потому что она и так не моя…

— Знаешь, отец, а ведь мне хочется ему поверить! — неожиданно произнес Ивар.

— Этот хускарл всегда тебе нравился, — проворчал Рагнар Волосатые Штаны.

— Он — наш! — подал голос Хрёрек. — Видел ли ты, Рагнар, такого франка, что смеялся бы при виде каленого железа?

— Видел, и не раз, — пробасил конунг. — Каждый третий монах почитает за счастье умереть в муках.

Это любо их Христу. Они так думают. Но почти все начинают визжать, едва огонь поджарит их шкурку.

— Мой человек не будет визжать!

— Да. Я вижу. Но я сказал: не все, а почти все. Уберите это, — конунг кивнул на калившееся в огне железо. — Огня он не боится, и ни к чему тратить время впустую. Мы, Инглинги, уважаем мужество. Даже мужество врагов. Поэтому, если ты не против, Ивар, я хочу, чтобы сюда привели сына франкского ярла. Пусть повторит то, что сказал, а я послушаю.

— Франк пьян, — напомнил Ивар. — Может, завтра, когда он проспится…

— Сейчас! — отрезал конунг.

И двое данов тут же подорвались на поиски графеныша.

Пока его искали, Рагнар обратился к Хрёреку:

— Давно ли ты знаешь этого человека, брат?

— Половину года. Но я верю ему!

— Это я уже слышал. А знаешь ли ты, где и с кем он был до того, как пришел к тебе?

Хрёрек не стал лгать.

— Он пришел ко мне в рваных штанах, снятых с пугала. Это было в Гардарике. Он сказал, что его зовут Ульф и его оружие неправдой отнял ярл из словен.

— И ты ему поверил?

— Мои люди видели, как он входил в город. И тогда у него был меч и хорошая кольчуга.

— Я не о том спрашиваю.

— Да, Рагнар, я ему поверил. Он доказал, что заслуживает доверия. И делал это не раз. Ты видел, как он дрался за меня с Торсоном-ярлом. Могу ли я ему не верить?

— Понимаю тебя, — после паузы произнес Рагнар. — Если бы он сказал тебе, что он — франк, ты принял бы его в хирд?

— Да. Из него получился хороший викинг, а коли так, то какая разница, какого он племени был прежде. Теперь-то он — мой.

— Однако он не признался, — проворчал Рагнар. — Скрыл… Почему? — И поглядел на меня.

Я улыбался. Я слышал их разговор… Но мое состояние оставалось неизменным. И я не собирался доказывать, что я — не верблюд. Захотят — сами увидят.

Тут привели Жерара, и я понял, почему Ивар предложил перенести опрос свидетеля на завтра. Молодой франк действительно не вязал лыка. Висел на дюжих плечах своих подчиненных и бормотал что-то невнятное.

— Отпустите его! — прорычал Рагнар. — И отойдите!

Франки заколебались было, но у Рагнара Лотброка была такая репутация, что ослушаться его парни не рискнули.

Конунг навис над послом короля Пипина и рявкнул совсем уж по-медвежьи, показав на меня пальцем:

— Кто этот человек?

По-франкски, кстати, рявкнул. Вот, значит, как. А прикидывался, что без толмача не разумеет. Ой, непрост Рагнар-конунг! Ой, непрост!

Графеныш стоял, покачиваясь, напротив меня и пытался навести резкость.

Получалось у него плохо.

Тогда Рагнар сгреб паренька за волосы и пододвинул личиком ко мне вплотную.

— Кто это? Говори!

Взгляд графеныша чуть прояснился.

— Жофруа! — воскликнул он. — А почему ты голый?

Он был искренен. Я на него не обижался.

— Я не Жофруа, — произнес я мягко. — Ты обознался, малыш.

— А-а-а! — радостно воскликнул Жерар, взмахнул рукой, зацепив мою щеку перстнем, потерял равновесие и ухватился за мое плечо. Хотя он всё равно не упал бы: Рагнар так и не отпустил его патлы. — Я знаю, почему ты не признаешься! Не хочешь возвращать моего сокола! Я так и знал, что ты отыскал его, когда он улетел! А соврал, что не нашел! За это я буду биться с тобой… на ристалище! Вот!

— Толмач! — гаркнул конунг. — Что он говорит?

Переводчик тут же подскочил и принялся за дело.

— Что за сокол? — заинтересовался Рагнар.

Этот интерес не имел ничего общего с нашим нынешним делом. Здесь соколиная охота — как футбол в наше время. Фанаты готовы были болтать о хищных птичках даже у смертного одра. А то и на самом одре. Конунг Рагнар был ярым фанатом этого дела. И не любителем — профессионалом высшего класса.