Когда говорит оружие - Луис Ламур

Как только за ним закрылась дверь, Саттон рванул веревку. Так как его запястья были туго перетянуты, он мог тянуть лишь понемногу. От натуги он весь вспотел, но продолжал бороться, стараясь развязать узел.

Он услышал ржание, потом цоканье копыт сначала одной, потом другой лошади. Он слышал, как один из бандитов позвал из сарая и Джордж ему ответил.

Внезапно петля поддалась, и ему удалось ослабить узел на руках и на запястьях; он быстро развязал ноги и схватил пояс с револьверами. Надев его, выскочил за дверь. Джордж уже оседлал вороных, приторочил к седлу одной все мешки с деньгами, а сам взобрался на вторую.

Джонни услышал, как в сарае ругается Лукас и как Джордж отказывается им помочь. Потом Джонни вышел во двор, громко хлопнув дверью. Табачный Нос резко повернулся, в руках у него была двустволка. Он стоял где-то в пятидесяти ярдах, и его рот был широко раскрыт, а в глазах застыл ужас.

Внезапно он закричал:

— Нет! Нет! Ты же не собираешься меня остановить!

Потом он сделал шаг вперед и выстрелил, Саттон тоже сделал несколько выстрелов. Джордж пошатнулся и выронил ружье. Саттон видел его толстый, нависший над кожаным ремнем живот. Видел внезапную бледность, разлившуюся по лицу. Видел, как он сделал шаг вперед, неловко шаря рукой на поясе в поисках револьвера. Он успел его вытащить, глаза его были широко раскрыты.

— Брось его! — закричал Саттон. — Брось его, Джордж!

— Нет! — Толстяк с трудом глотал воздух. — Нет, я его не…

Он поднял револьвер и стал стрелять. Сначала он промахнулся, следующая пуля ушла в землю у ног Саттона, и тут он увидел дуло, направленное прямо на него. Джонни Саттон выстрелил в третий раз. Джордж сделал короткий шаг вперед и начал падать лицом вниз, потом перекатился и остался лежать на спине, глядя в небо, на его носу осталось пятно грязи.

Саттон подбежал к нему. Тот был еще жив. Глаза их встретились.

— Мне следовало понять, что мне никогда это не удастся сделать, — прошептал Джордж. — Меня как собаку убивает рейнджер, Джонни Саттон! Пусть они вспомнят меня! Пусть помнят, что я сразился с Джонни Саттоном. Пусть они помнят, я умираю… игра кончена.

Джонни Саттон не мог отвести от него глаз, от этого толстого, неряшливого человека, который сейчас лежал в грязи у его ног. Черты его лица заострились, но, несмотря на грязь, он не казался нелепым. Просто в эти последние минуты, в это мгновение смерти, по крайней мере, по его собственным понятиям, он обрел известное благородство.

Сторми Найт вышла из дома, остановилась рядом с Саттоном и взяла его за руку. Он положил ладонь на ее руку и отвернулся. Почему такие люди за всю жизнь не могут осознать, что главное все-таки не деньги. Главное — это удовлетворенность. Или Джордж Табачный Нос нашел удовлетворение в эти последние мгновения своей жизни, когда он знал, что ему придется стоять перед дулом револьвера, и он не дрогнул?

— Как ты думаешь, ничего, если мы уедем завтра? — спросил Сторми.

— Конечно, — ответил Саттон, — думаю, нормально. Когда вы доберетесь до ранчо, ты мне, может быть, напишешь. Я приеду.

— Я бы этого хотела, — ответила Сторми, и, когда она улыбнулась, Джонни понял, что она именно так и думала.

Когда повалил снег, Харлей был уже в тридцати шести часах езды от той кучки жалких хижин, которую с трудом можно было назвать городком. Впереди до самого горизонта расстилалась плоская, пустынная прерия.

Хмурые облака сыпали крупу на бурую землю, поросшую короткой, пыльной, серой травой. Снегопад усиливался, горизонта уже не было видно, Харлей был один во всем этом белом безмолвном мире.

Если бы он только осмелился, то повернул бы назад, но за ним следовала сама смерть. Харлей был напуган. Прибыв в тот городок, он тут же увидел, как какой-то мужчина слезает с лошади, которую украли с его ранчо всего месяц назад.

Он прошел за этим человеком в салун и потребовал вернуть ему лошадь, а тот сразу же потянулся за револьвером. В панике Харлей судорожно схватился за свой.

Его первый выстрел выбил щепки из пола, второй угодил прямо в грудь вора. Он убил его.

Харлей неуклюже убрал револьвер в кобуру. Потрясенный тем, что сделал, невидящим взором окинул салун, словно внезапно проснулся в незнакомой обстановке. Смутно понял, что окружающие от него чего-то ожидают.

— Сам напросился, — проговорил он уверенным тоном, который должен был убедить каждого: он не из тех, кто обращает внимание на всякие мелочи. Но внутри его трясло от ужаса. Понемногу стал соображать, что все же сумел с успехом постоять за себя в перестрелке. От этого ощутил чувство подъема и возбуждения.

Харлею еще ни разу не приходилось прибегать к оружию, хотя при себе всегда имел револьвер. Потому что так было принято и потому что порой приходилось иметь дело с полудикими лошадьми, но он никогда и мысли не допускал, что может убить человека.

Время от времени в магазинчике или на почте он слышал всякие истории о перестрелках, но для него подобное происходило словно в каком-то другом мире. Он, вероятно, мог бы припомнить некоторые имена героев этих историй, но уж никак не подробности.

Харлей приехал на запад из Огайо, где занимался хозяйством и перебивался случайными плотницкими работами. Сначала взялся за сезонные перевозки грузов. Но как-то раз его караван атаковали индейцы. Все кончилось прежде, чем он успел сделать хотя бы один выстрел. Тогда он бросил перевозки, купил стадо скота и обосновался на месте, где был хороший источник. Следуя своим огайским привычкам, посеял несколько акров пшеницы, ячменя, развел огород, наверное, первый в этом краю. Косил траву в соседних с ранчо лугах, заготавливал на зиму сено.

Он не хотел неприятностей, да и не ожидал их, потому что был тихим, работящим человеком, который никогда в жизни никому не причинил зла.

— Сам напросился, — повторил Харлей.

— С этим никто не собирается спорить, — сказал Пирсон, бармен, которого владелец ранчо часто видел, но с которым никогда раньше не разговаривал. — Но что вы скажете насчет его братьев?

Пирсон посмотрел на него холодным оценивающим взглядом, так, как смотрел на многих мужчин, чтобы понять, чего они стоят. А поскольку не нашел ничего особенного, одним из первых находящихся в салуне мужчин догадался, что этот успех был порожден чистой паникой и неправдоподобным везением.

Слова бармена сначала не дошли до сознания Харлея, но он, когда уяснил сказанное, заволновался.

— Братья? Что еще за братья?

— Вы застрелили Джека Тэлбота, а у него четверо братьев. Все знают, какие это крутые парни. Они сейчас здесь, вниз по улице, у Рейнольда. Они будут мстить за смерть брата.

Возбуждение от удивительной победы моментально улетучилось, Харлей сразу же потерял всю свою амбицию и уставился на Пирсона, словно перепуганное, угодившее в западню животное.