Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - Майкл Бут

На первый взгляд американская писательница еврейского происхождения из Нью-Йорка, с волосами, крашенными под барсучий мех, не годится в качестве источника информации о Швеции. Но в 60-х и 70-х Сьюзен Зонтаг прожила в этой стране двенадцать лет. Она, в частности, сняла здесь три не слишком удачных фильма «под Бергмана» и, что намного интереснее, написала на редкость стервозное прощальное письмо Швеции перед своим отъездом.

Зонтаг не увидела в шведах компанейских людей. «Игра в молчанку – шведский национальный грех. Такое впечатление, что Швеция состоит из заурядных, лишенных привлекательности мини-Гарбо», – пишет Зонтаг, добавляя, что шведы неуклюжи, мнительны и «беззаветно преданы порядкам». К тому же они – алкоголики-мизантропы: «Шведы хотят быть изнасилованными. А выпивка – их национальный способ насилия над собой».

Даже шведский нейтралитет у Зонтаг оказался не благородным гуманистическим поступком, а проявлением коллективной паранойи (не говоря уж о лицемерии – более половины шведов были прогермански настроены во время Второй мировой войны). С этими словами Зонтаг выдернула чеку из своей полемической гранаты и, не оглядываясь, бросила ее через плечо, направляясь к выходу на посадку авиарейса в Нью-Йорк.

Возможно, впечатление Зонтаг о принимающей стороне подпортил неуспех ее фильмов. Она умудрилась обратить в недостаток даже то, что многие считают одной из самых сильных черт шведского характера: «Я убеждена, что шведское здравомыслие глубоко ущербно и опирается на комплексы, тревожность и эмоциональную разобщенность… По мне, это почти патология». Неправильной оказалась и их порнография – она «снижает сексуальность… подобно иллюстрациям в справочнике гинеколога… и вызывает у мужчин оцепенение».

А еще у них овощи всегда переварены.

Пожалуй, Зонтаг было просто смертельно скучно с необщительными, немногословными и не склонными к экспрессии шведами. Не могу похвалиться тем, что знаком со всеми жителями Швеции, но, судя по тем, кого я знаю, это люди не столько скучные, сколько сдержанные (за исключением случаев, когда они находятся в непосредственном контакте с лангустами и шнапсом).

При этом они готовы самоотверженно слушать собеседника, почти не перебивая, даже когда он несет откровенную чушь. Они смеются, если им рассказать анекдот (не знаю, из вежливости или из сострадания, но разве это важно?). Как сказано в одном путеводителе по Швеции: «Чем больше вы говорите, тем дольше они готовы слушать – и тем спокойнее становятся». Шведы – идеальная аудитория для претенциозных трепачей вроде меня. Люблю их.

В отличие от датчан, готовых сообщить, что они – счастливейший народ на свете, первому встречному ученому, журналисту или китайскому туристу, который всего-то хотел купить мороженое на Nyhavn, шведы не слишком высокого мнения о себе. Несколько лет назад Шведский институт изучения общественного мнения попросил молодых шведов описать своих соотечественников. Вот восемь главных прилагательных, которые они для этого выбрали, в порядке убывания значимости: завистливые, чопорные, трудолюбивые, любящие природу, спокойные, честные, нечестные и ксенофобские. В самом низу списка оказались: мужественные, сексапильные и артистичные.

В книге «Взгляд на шведов со стороны», которую написал основатель Стокгольмского центра межкультурных связей Ян Филлипс-Мартинссон, приводится еще несколько характеристик шведов: молчаливые, серьезные, скованные, скучные, на первый взгляд дружелюбные, необщительные, пунктуальные, негибкие, надменные и чересчур осторожные. Другое слово, которое регулярно всплывает в аналитических материалах о шведском характере, – «застенчивость». Американский психоаналитик, долго изучавший шведов в 1960-х, писал, что они краснеют чаще, чем люди других национальностей. Мне стало интересно, чего они так стесняются.

Одно из объяснений – часто упоминаемый страх шведов выглядеть глупо. Когда я узнал об этом, моей первой мыслью было: «Может быть, тогда не стоит называть своих детей «Хансами Хансенами», «Йенсами Йенсенами», «Свенами Свенссонами» и так далее? И, раз уж мы об этом заговорили, надо бы разобраться с этой историей про солдатские сеточки для волос». Но вот что пишет об этом шведский этнолог Эке Даун в своей книге «Шведская ментальность»: «Прежде чем высказаться по какому-нибудь дискуссионному вопросу, они стараются понять позицию другой стороны… Шведы очень подробно обдумывают, что, как и когда сказать, какую это может вызвать реакцию и т. п., прежде чем открыть рот – если они вообще решатся это сделать».

Боязнь выглядеть смешно находит отражение в одном из главных слов, используемых шведами для самоидентификации: duktig, в буквальном переводе – «толковый». Но это очень специфическая, чисто шведская толковость: прилежная, ответственная, пунктуальная, законопослушная и трудолюбивая, скорее добросовестная компетентность, чем показное всезнайство. Duktig – не тот, кто помнит позапрошлогодних победителей Strictly Come Dancing[91], а тот, кто вовремя подготовил налоговую декларацию без ошибок и помарок.

Разумеется, застенчивость идет рука об руку с уже знакомой нам нордической нелюбовью к разговорам. В «Рыбалке в Утопии» – книге меланхоличных воспоминаний о жизни в Швеции 70-х годов – британский журналист Эндрю Браун пишет: «Я никогда не бывал в местах, где говорили бы друг с другом меньше, и не могу представить себе, что такие существуют».

Прочитав это, я сразу подумал, что автор просто не был в финской сауне. Но, как и в случае с их бывшей восточной колонией, объяснение шведской молчаливости может дать уже знакомая нам теория «высококонтекстуального общества»: каждый швед знает, что думает другой. Подобная одинаковость взглядов на жизнь, ожиданий и амбиций означает, что наряду с упрощенной коммуникацией у людей есть возможность судить друг о друге без снисхождения. Снова Эке Даун: «Шведская однородность имеет мало общего с чувством уверенности, которое дает дружба. Наоборот, однородность приводит к преувеличенной оценке собственных способностей понимать поведение окружающих. Появляется риск «ложного сигнала» – например, когда дорого и элегантно одетый человек оказывается приверженцем социалистических взглядов».

Норвежский антрополог Томас Хилланд Эриксен говорил нечто похожее, когда мы обсуждали с ним отношения между норвежцами и шведами: «В их культуре намного больше стремления избегать конфликтов в общественной жизни. Они стараются уйти от дискуссии, избежать серьезных разногласий, что приводит к недосказанности. Когда норвежцы имеют дело со шведами, появляется масса проблем, связанных с различиями культур. Мы смеемся над шведами – они такие формальные, чопорные, никогда не говорят то, что думают, чтобы все выглядело мило и учтиво».

Очевидно, праздник лангуста в Мальме был временным помрачением ума. В остальном же Швеция представляется фантастической антиутопией, где каждый может читать чужие мысли и люди вынуждены подавлять эмоции, идеи и желания, идущие вразрез с господствующими представлениями. Как писал индийский антрополог Х. С. Дхиллон: «Любой горячо спорящий человек выглядит опасным невротиком». В итоге, полагает Даун: «У шведов чувства несколько притуплены по сравнению с другими народами».