Рейх. История германской империи - Борис Соколов

Для Германии вопрос стоит так: где наибольший выигрыш при минимальной затрате сил?

Германской политике в своих расчетах приходится иметь дело с двумя ненавистными противниками: Англией и Францией, ибо могучий германский колосс в центре Европы для них – бельмо на глазу. Оба государства отвергают дальнейшее усиление Германии как в Европе, так и в заморских областях… В создании германских заморских военных баз оба государства видят угрозу своим морским коммуникациям и опасаются, что рост германской заморской торговли усилит позиции Германии в Европе…

Для улучшения нашего военно-политического положения целью № 1 для нас является одновременный разгром Чехии и Австрии, чтобы исключить угрозу с флангов при вероятном наступлении на Запад. При конфликте с Францией не следует рассчитывать, что Чехия объявит нам войну в тот же самый день, что и французы. Если же мы проявим слабость, желание Чехии участвовать в войне возрастет, причем ее вступление в войну ознаменуется нападением на Силезию…

Если Чехия будет разгромлена и мы получим общую границу с Венгрией, можно скорее рассчитывать на нейтральную позицию Польши в германо-французском конфликте. Наши соглашения с Польшей действуют до тех пор, пока сила Германии непоколебима. При наших неудачах следует считаться с возможностью наступления Польши на Восточную Пруссию, а вероятно, также на Померанию и Силезию…

С большой вероятностью можно утверждать, что Англия, а вероятней всего, и Франция уже потихоньку списали Чехию со счетов и удовольствуются тем, что этот вопрос однажды будет решен Германией. Трудности управления империей и перспектива снова впутаться в затяжную европейскую войну являются определяющими для неучастия Англии в войне против Германии».

Дальше при попустительстве Англии и Франции, очень не хотевших воевать и надеявшихся умиротворить Гитлера путем уступок ему территорий с преимущественно немецким населением – Австрии и Судет, последовали мирные аншлюс Австрийской Республики и аннексия Судетской области Чехословакии. И только тогда, когда в марте 1939 года Гитлер оккупировал всю территорию Чехии, превратив ее в имперский протекторат Богемия и Моравия, а из Словакии сделал марионеточное государство, полностью зависевшее от Рейха, страны Антанты наконец осознали, что умиротворение потерпело крах, и дали гарантии территориальной целостности Польше, которая была следующей потенциальной жертвой нацистской агрессии. Но было уже поздно. Гитлер успел завладеть необходимыми выгодными стратегическими позициями для нападения на Польшу и оказался достаточно прагматичен, чтобы для раздела последней заключить временный союз со Сталиным, несмотря на острые идеологические противоречия.

После Второй мировой войны стало общим местом в трудах многих историков, в том числе и немецких, не относящихся к числу сочувствующих коммунистам, сравнивать Сталина и Гитлера, коммунизм и национал-социализм, советский и нацистский тоталитарные режимы. До войны же не только левая, но и либерально настроенная интеллигенция в Германии и других странах в своем большинстве воздерживалась от прямой критики Сталина и СССР, видя в них возможный оплот против экспансионистских планов Гитлера, а до 1933 года – возможный образец, которому бы в чем-то стоило следовать правительствам Запада, чтобы облегчить положение трудящихся и избежать разрушительных экономических кризисов.

Впрочем, и в 20-е годы в Германии порой звучала критика советского опыта. Так, немецкий статистик Эмиль Гумбель, сам человек либеральных убеждений, побывав в СССР зимой 1925/26 г., в 1927 году в книге «О современной России» иронизировал как над теми, кто резко критиковал советские порядки и утверждал, будто в СССР засилье евреев, так и над теми восторженными немецкими революционерами, для которых Советский Союз был новоявленным царством света. Он давал понять, что истина лежит где-то посредине: «Трудна роль путешественника в России. По сути, современный европеец знает о России так же мало, как, скажем, о Центральной Африке, однако многие из тех, кто сколько-нибудь интересуется политикой, считают, что очень хорошо ориентируются в этом вопросе. Причем существует не одно, а два диаметрально противоположных мнения. Одним дантовский ад кажется детским садом по сравнению с современной Россией. От страны несет трупным запахом, власти, одержимые такими же инстинктами, как и великие тираны Нерон и Калигула, купаются в крови. Кучка чуждых народу узурпаторов еврейского происхождения правит с помощью безграничного террора. Результатом созданной жутким правлением дезорганизации явился голод. Широким массам народа не осталось ничего иного, как позволить тиранам эксплуатировать себя страшнее, чем когда-либо прежде, и надеяться на то, что западноевропейская культура когда-либо освободит их с помощью вооруженной интервенции. Эта точка зрения подтверждается свидетельствами тех, кого ограбил сегодняшний режим, лишив их материальных и духовных ценностей, и они вынуждены были бежать от него. Их криком полна европейская печать. Мнение тех, кто причисляет себя к представителям прогрессивного направления, также не свободно от искаженных представлений, согласно которым пролетарская революция в России освободила все духовные и производительные силы, бездействовавшие при капитализме. Поэтому Россия является самой прогрессивной страной, в технике она покрывает все, чего достигла Европа, в гигиене и социальном устройстве она превосходит всю старую капиталистическую культуру. Это царство пролетарской свободы, равенства и братства. Таково мнение тех, кто считает себя революционерами. Оно находит подтверждение в прессе, которая сообщает о передовых достижениях русской интеллигенции в науке и технике. Восторженные делегации иностранцев, не понимающих русского языка, которым все это демонстрируют, ежедневно подкрепляют такую информацию.

Этим двум абсолютно застывшим догматическим и предвзятым мнениям… чрезвычайно трудно противопоставить взвешенное и бесстрастное представление, так как, пытаясь дать совершенно объективную оценку, т. е. абстрагируясь от собственных социальных установок, никто не может отрешиться от этой страны, которая будит в нас столько чувств».

Еще в «Моей борьбе» Гитлер писал: «Любая попытка побороть определенную идею силою оружия потерпит поражение, если только борьба против упомянутой идеи сама не примет форму наступательной борьбы за новое миросозерцание. Только если против одного миросозерцания в идейном всеоружии выступает другое миросозерцание, насилие сыграет решающую роль и принесет пользу той стороне, которая сумеет его применить с максимальной беспощадностью и длительностью».

Интересно, что в короткий период советско-нацистской дружбы глава Совнаркома и советского внешнеполитического ведомства Вячеслав Молотов фактически повторил ту же мысль, вполне возможно – под влиянием знакомства с трудом Гитлера. Вскоре после оккупации Польши, 1 ноября 1939 года, выступая на сессии Верховного Совета СССР, он заявил: «В последнее время правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов против гитлеризма, причем английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны против Германии является не больше и не меньше, как «уничтожение гитлеризма». Получается так, что английские, а вместе с ними и французские сторонники войны объявили против Германии что-то вроде «идеологической войны», напоминающей старые религиозные войны. Действительно, в свое время религиозные войны против еретиков и иноверцев были в моде. Они, как известно, привели к тягчайшим для народных масс последствиям, к хозяйственному разорению и культурному одичанию народов. Ничего другого эти войны и не могли дать. Но эти войны были во времена Средневековья. Не к этим ли временам Средневековья, к временам религиозных войн, суеверий и культурного одичания тянут нас снова правящие классы Англии и Франции?.. Под «идеологическим» флагом теперь затеяна война еще большего масштаба и еще больших опасностей для народов Европы и всего мира. Но такого рода война не имеет для себя никакого оправдания. Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемая фальшивым флагом борьбы за «демократию»…»