Зимняя жертва - Монс Каллентофт

Адрес Рикарда Скуглёфа забит в мобильном телефоне. Дом отыскать не так-то просто, и Малин приходится покружить по полю, прежде чем она находит маленькую ферму.

Мерзлые серые стены из камня, снег на крытых соломой крышах, в окне самого большого дома горит свет.

«Чокнутые язычники, — вспоминает Малин, прежде чем постучать. — С ними я тоже справлюсь сама».

Проходит несколько секунд, и дверь открывает мужчина, должно быть сам Рикард Скуглёф. На нем кафтан, сливающийся с его волосами и длинной бородой в одно целое. Сзади одетая в белое женщина, вероятно Валькирия Карлссон.

— Малин Форс, полиция Линчёпинга.

— А тот, другой, должно быть, отстранен за стрельбу, — улыбается Рикард Скуглёф, впуская ее в дом.

Влажное тепло ударяет в лицо Малин, и она слышит, как потрескивает огонь в открытом очаге где-то внутри дома.

— Проходите туда. — Рикард Скуглёф указывает налево, где в глубине комнаты на блестящей поверхности письменного стола мерцает огромный монитор.

Валькирия Карлссон сидит на диване, поджав под себя ноги. На ней белая ночная сорочка.

— Это ты, — говорит она, увидев Малин, — помешала мне.

Рикард Скуглёф направляется к ним с тремя дымящимися чашками на подносе.

— Травяной чай, — предлагает он. — Хорошо для нервов, если с ними проблемы.

Малин молча берет чашку и опускается на черный офисный стул возле компьютера. Рикард Скуглёф, протянув чашку Валькирии, остается стоять.

— Приятно, наверное, — говорит она, — толкать молодых людей на идиотские поступки.

— Что вы имеете в виду? — смеется Рикард Скуглёф.

Малин удается подавить в себе желание плеснуть горячим чаем в его ухмыляющуюся физиономию.

— Не стройте из себя дурака. Это вы посылали письма на электронный адрес Андреаса Нурлинга, и кто знает, чем вы еще занимались.

— Конечно, я читал об этом на новостном сайте. Но мне в голову не приходило, что они способны сделать такое.

— У вас есть связь с Йимми Кальмвиком? Некий Иоаким…

— Я не знаю такого. Я полагаю, речь идет об одном из подростков, преследовавших Бенгта Андерссона, о которых писали в новостях. Я хочу сказать раз и навсегда, что я… Что мы оба не имеем к этому никакого отношения.

— Никакого, — повторяет Валькирия и вытягивает ноги вдоль дивана.

Малин замечает, что ногти на ногах у нее окрашены в необычный оранжевый цвет.

— Я намерена прямо сейчас конфисковать ваш жесткий диск, — говорит Малин. — В случае протеста я немедленно организую ордер на обыск.

Усмешка пропадает с лица Рикарда Скуглёфа, теперь он смотрит испуганно.

Валькирия прямо-таки впивается в Малин глазами.

— Ух, ух… Тебе никогда не удастся нас взять, полицейская сука.

На часах шесть — и в квартиру входит Туве. Хлопает дверью, от радостного ли возбуждения или от злости — невозможно понять.

«Неплохое воскресенье», — думает Малин, ожидая ее появления в гостиной.

Ружье передано в ГКЛ. Завтра утром Карин с коллегами первым делом его проверят.

Жесткий диск Рикарда Скуглёфа хранится в участке. Юхан Якобссон и компьютерные техники займутся им и выяснят, склонял ли чертов проповедник Асатру кого-нибудь совершить такую страшную глупость, как убийство Бенгта Андерссона.

В этом случае в его компьютере должны сохраниться копии электронных писем и тому подобное.

Кто знает, сколько еще сюрпризов преподнесет этот край нынешней зимой?

Туве стоит перед Малин в гостиной, она улыбается, ее лицо и глаза не выражают ни восторга, ни беспокойства.

— Хороший был фильм? — спрашивает Малин с дивана.

— Ничего особенного, — отвечает Туве.

— Но ты выглядишь счастливой.

— Ничего, если Маркус поужинает с нами завтра?

Туве усаживается на диван и берет чипсы из вазы на столе.

— Милости просим.

— Что ты смотришь?

— Какой-то документальный фильм об Израиле, Палестине и двойных агентах.

— А другого ничего нет?

— Поищи, если хочешь.

Малин протягивает пульт, и Туве переключает каналы, останавливаясь на местном телевидении. Клуб «Линчёпинг ХК» разбил команду «Модо», и Мартин Мартинссон забил три гола. Ходят слухи, что на матче присутствовали скауты из НХЛ.

— Вчера я была в квартире бабушки и дедушки.

Туве кивает.

— Звонил дедушка. Он спрашивает, не хочешь ли ты навестить их на февральских каникулах?

Малин ждет реакции. Однако вместо счастливой улыбки на лице Туве появляется беспокойство.

— Но ведь у нас, наверное, нет денег на билет.

— Они оплатят.

Беспокойство Туве растет.

— Не знаю, хочу ли я этого, мама. Их очень огорчит, если я откажусь?

— Все будет, как ты хочешь, Туве. Только так, как ты хочешь.

— Но я не знаю.

— Успокойся, старушка. У тебя есть время подумать до завтра, в крайнем случае до вторника.

— Там ведь тепло, правда?

— Плюс двадцать как минимум, — отвечает Малин. — Как летом.

На дереве висят яблоки, и мальчик — два, три, четыре мальчика бегают в зеленом саду. Они падают, и трава окрашивает их колени в зеленый цвет. Потом остается только один мальчик, и он падает, но поднимается и снова бежит. Он выбегает на поляну посреди леса и на некоторое время останавливается в нерешительности, прежде чем вступить в темноту.

Он бегает между стволами деревьев, и острые ветви на земле режут в кровь его ноги, но он, кажется, не чувствует боли и не останавливается, чтобы сразиться с чудовищами, роющимися в сплетении корней.

А потом мальчик стоит у постели Малин. Он ритмично давит ей на грудь, помогая дышать желтым утренним воздухом.

И шепчет ей в ухо сквозь сон:

Как мое имя? Откуда я?

Тринадцатое февраля, понедельник

Угрюмая утренняя дымка висит над городом и полями.

В расследовании наступил период затишья.

Нужно обследовать оружие.

Информация на жестком диске будет проверена завтра утром.

В пустынном заснеженном поле ни ветерка. В мире царит бездействие, усталые полицейские частью спят, частью бодрствуют. Бёрье Сверд в одиночестве лежит в постели, под застиранной простыней в голубой цветочек. По обе стороны кровати сидят овчарки, взятые из псарни в квартиру. Внизу, в зале, двое из социальной службы переворачивают его жену, и он старается не замечать доносящихся оттуда звуков.