Сломанные куклы - Джеймс Кэрол

Лучше всего к дому было подбираться с востока, поскольку спереди пространство было полностью открытым. Оно представляло собой покрытый гравием участок для парковки автомобилей и неухоженную лужайку. На такой пустынной площади мы стали бы слишком легкой добычей. Сзади дома ландшафт был таким же: четыре сотки поля, простирающегося до деревьев на южной границе участка. К западной стороне дома было не подобраться, поэтому оставалась только восточная.

Я подъехал к северо-восточному углу стены и остановил «мазератти» посреди дороги. Как только я открыл замки чемодана, в нос мне ударил запах ружейного масла.

Дональд Коул полностью оправдал мои ожидания. Сорок пятый кольт был одним из моих любимых пистолетов, потому что он был надежен на сто процентов. Не на девяносто девять или на девяносто восемь процентов, а на все сто. В 1911 году американская армия протестировала несколько видов оружия, и только сорок пятый кольт на шесть тысяч очередей не дал ни одной осечки. Когда он слишком сильно нагревался, его окунали в ведро с холодной водой и продолжали стрелять. К тому же это мощное оружие удобно было носить и легко спрятать.

Я извлек магазин и проверил патроны – сорок пятый калибр с выемкой в головной части. Девятимиллиметровая пуля глубже проникает в тело, но поражающая способность сорок пятого намного больше[4]. При попадании в плотную среду вся кинетическая энергия патрона переходит в объект поражения, а девятимиллиметровый может пройти навылет. Говорят, пулю сорок пятого калибра можно остановить мокрым армейским одеялом. Поэтому-то я и предпочитаю оружие сорок пятого калибра девятимиллиметровому.

Я тщательно проверил пистолеты и сделал пару выстрелов при пустом патроннике. Я бы предпочел произвести несколько реальных выстрелов, но это было невозможно. Я вернул магазин на место, отвел назад кожух затвора и дослал патрон в патронник.

Конечно, я брал на себя риск совершить случайный выстрел, но это было осознанное решение. Если нужно будет стрелять, я не хочу копаться с затвором. Если все окажется настолько плохо, что мне придется применить оружие, каждая секунда будет на счету. Полная готовность может спасти жизнь.

Я сунул один из кольтов под ремень джинсов и положил запасной магазин в задний карман. Второй кольт я передал Хэтчеру. Он стоял и смотрел на него.

– Это пистолет, – сказал я.

– Я знаю, что это пистолет.

– Ты ведь умеешь стрелять из пистолета?

– Ну, конечно, я умею стрелять.

– Прицеливаешься и спускаешь курок. И делаешь так, пока не кончаются пули.

– Я знаю, как стрелять, Уинтер, черт тебя побери.

– Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты меня прикрываешь.

Хэтчер взял кольт, и мы вышли из «мазератти». Ветер был такой силы, что у меня дыхание перехватило. Пригнув головы, мы двинулись в самую метель. Хэтчер держался чуть позади меня, как привидение в снегу.

Дорога давалась тяжело. Я не чувствовал ни рук, ни ног, глаза щипало. Мы шли вдоль 2,5-метровой стены по восточной границе участка. На ней было уже около трех сантиметров снега. Я отсчитывал метры и, досчитав до ста пятидесяти, остановился. Если я не ошибся, мы должны были оказаться прямо напротив дома.

Хэтчер подсадил меня, и я залез на стену. Не успел я сесть на нее, как мой зад тут же промок. Я подал руку Хэтчеру, и вместе мы перемахнули через стену и приземлились в лесистой части участка, что полностью соответствовало изображениям из интернета. Благодаря деревьям у нас был шанс пробраться в дом незамеченными. Почти все деревья стояли без листьев, но было и несколько вечнозеленых. Толстые стволы спасали нас от порывов ветра, превращая его во вполне выносимый бриз. Было неожиданно вдруг оказаться в тишине, как будто кто-то щелкнул выключателем и метель закончилась. Мы пробрались через густые заросли, пытаясь не споткнуться о корни и не порвать одежду о торчащие острые ветки.

Участок с деревьями простирался метров на тридцать до стены высотой около метра восемьдесят. Я схватился руками за ее заснеженный верх, подтянулся и стал всматриваться в темноту.

Через двадцать метров от стены была дверь на кухню. Чтобы добраться до нее, нам нужно было пересечь запущенные грядки, где когда-то сажали овощи. Стены окружали этот маленький садик с трех сторон, стена дома была четвертой. На первом этаже было два маленьких окна, света в них не было. Я не мог рассмотреть никаких признаков жизни за окном, но все-таки еще несколько секунд всматривался, чтобы перестраховаться. Как только мы перелезем через эту стену, мы станем открытой мишенью. Я спрыгнул назад, за стену, и рассказал Хэтчеру об увиденном.

– Ты готов? – спросил я.

– Как никогда.

Хэтчер выглядел испуганным, но это было к лучшему. Страх обостряет все инстинкты. Мне тоже было страшно. У меня сейчас наверняка было такое же выражение лица, что и у него.

Мы перелезли через стену и побежали к дому. Хэтчер не отставал. Опять включилась кнопка со снегопадом, и, по ощущениям, он усилился раза в два. В моих легких был лед, а снег раздирал кожу. Двадцать метров казались двадцатью километрами. Я бежал, ожидая, что в любую секунду меня настигнет пуля. Она влетит в меня, а пойму я это, только когда буду падать на землю и на снег польется кровь.

Мы добежали до дома и вжались в стену. Хэтчер тяжело дышал, но был не бледен.

– Надо почаще в спортзал ходить, – сказал он.

– Можно подумать, ты знаешь, как выглядит спортзал изнутри.

– Пошел ты, Уинтер, – на секунду улыбнулся Хэтчер.

Я повернул ручку двери, она была заперта. Ни в одном из привычных мест, где люди обычно оставляют ключи, их не было, поэтому я достал отмычки и принялся за работу. Мне потребовалось не менее двух минут, чтобы открыть старый и тяжелый, давно не знавший смазки замок застывшими от холода пальцами. Я достал кольт, направил его перед собой и последовал за ним в дом, оставляя мокрые следы на полу.

Кухня была просторная, с каменным полом и сантехникой под старину. Чистота была идеальная. Консервные банки были составлены башенками на рабочих поверхностях. На первый взгляд, они располагались в случайном порядке, но со второго взгляда я увидел логику. С одной стороны стояли супы, бобы – отдельно, макаронные кольца – отдельно, и так с каждой товарной позицией.

Каждая башенка была аккуратно выстроена, и это напомнило мне работы Энди Уорхола. Помимо банок с едой больше ничего нигде не стояло – все было убрано на свое место. В раковине не было грязной посуды, нигде не лежало никакого мусора. Пахло апельсинами и отбеливателем. Оглядевшись, я поставил диагноз: обсессивно-компульсивный синдром.

Я неподвижно стоял посреди кухни и прислушивался, пока с моего лица и одежды стекал тающий снег. Ничего необычного для такого старого дома слышно не было: бульканье в трубах, случайный скрип, шум работающего холодильника – и никаких признаков жизни.