Инамората - Джозеф Ганьеми

— Мы все изменим.

— Не горячись, Кроули.

— Хочешь, я приглашу кого-то по твоему выбору?

— Нет.

— А как насчет гомосексуалистов?

— Прощай, Кроули.

— Подожди! — закричал шурин Уолтера, вцепившись в мою левую руку с такой силой, что я вздрогнул. — Ты не можешь так уйти. Разве ты не видишь, Уолтер? Ты привлек внимание публики. Тысячи людей ждут, что ты скажешь… Миллионы.

— Меня волнует один-единственый человек, — произнес Уолтер тихо.

— Мина? — прервал я свое молчание.

— Не смог бы ты передать ей весточку от меня, приятель?

— Она расстроится.

— То, что я скажу, поможет успокоить боль.

Я согласился, и, помолчав немного, он заговорил вновь.

— Сначала скажи моей сестре, что я люблю ее и буду ужасно скучать без нее. Она не поймет, почему я решил уйти, так что можешь не говорить с ней об этом, просто передай, что меня позвали, или лучше — что я был призван. Да, так это звучит более метафорично.

— Я не стану ей лгать ради тебя.

— Вот как, — проговорил он разочарованно. — А, пожалуй, ты прав, парень. Она все равно догадается, что это неправда, и только станет сердиться на нас обоих. Тогда попробуй утешить ее вот чем, это-то, по крайней мере, правда: я бы не ушел, если бы Мина не доказала мне, что не нуждается больше в моей опеке… — Он запнулся, а потом продолжил: — У тебя есть младшие братья или сестры, парень?

— Я единственный ребенок.

— Плохо, — пробормотал он, а потом добавил с сожалением: — Вот я смотрю сейчас на Мину и все еще представляю себе девочку-бесенка с косичками, которая готова выскочить замуж за любого из моих приятелей из Академии в Джермантауне. Удивительно, но она так и поступила, я хочу сказать, выскочила-таки замуж. И не менее удивительно, что эта маленькая девочка станет матерью.

Тут неожиданно очнулся Кроули, сидевший слева от меня:

— Что ты сказал?

Уолтер пропустил его вопрос мимо ушей.

— Так ты передашь моей сестренке эту хорошую новость, парень?

Я услышал, как Кроули пробормотал:

— Невозможно… это было бы настоящим чудом.

Я потерял дар речи и весь обратился в слух.

— Что-то не так, приятель? Ты словно увидел привидение?

— Просто я думаю, как сказать об этом Мине.

— Не волнуйся. Полагаю, она не очень удивится. Женщины интуитивно чувствуют такие вещи, знаешь… — Я услышал его знакомый смешок. — Во всяком случае, уверен, ты что-нибудь придумаешь. До сих пор ты меня не разочаровывал.

Мина издала слабый звук и пошевелилась.

— Она приходит в себя, — заметил ее брат взволнованно. — Мне лучше поторопиться. Эй, ребята, не одолжите ли сигарету перед дорогой?

— У меня пачка в кармане, — пробормотал Флинн, — но я не знаю, как передать ее вам, ведь я не могу размыкать круг.

— Если позволишь, я сам справлюсь.

Мы услышали вздох Флинна, а потом тихий стук падающих на пол сигарет и чирканье спички где-то вне поля нашего зрения.

Крошечный огонек затанцевал в воздухе, словно заблудившийся мотылек.

— Вот этого мне будет не хватать, — проговорил Уолтер, с наслаждением затягиваясь. — А это тебе, Кроули, чтобы не забывал меня.

Сигарета обожгла щеку Кроули, он вскрикнул от боли и сжал мою руку. Шипение обожженной кожи, казалось, длилось бесконечно.

— Осторожно, не разомкните круг, доктор, — прошептал Уолтер своему шурину. — Ты ведь не хочешь причинить боль нашей драгоценной Мине, верно?

Ладонь Кроули вдруг обмякла в моей руке, а его всхлипы сменились отрывистым кашлем, который никак не унимался. Казалось, этот кошмар никогда не кончится.

— Кроули? — Я сжал его руку. Он не ответил. Я слышал только ужасные звуки, словно человек поперхнулся своим собственным языком. Или его душат. — Да включите же свет!

— Не размыкайте круг!

— К черту круг! Делайте, что я вам велю!

Я вскочил со стула, разорвав круг, и ринулся в темноте на противника Кроули. Но над хирургом никто не стоял, ужасные звуки прекратились, и доктор обмяк в кресле, уронив голову на грудь. Пока остальные суетились в темноте, пытаясь зажечь свет, я склонился над Кроули и с облегчением почувствовал его слабое дыхание.

— Он жив!

Но жизнь в нем едва теплилась, что мы поняли, когда Флинн наконец-то отыскал керосиновую лампу.

Трудно сказать, был ли Кроули в сознании и воспринимал ли он нас. Глаза его были открыты, но лицо ничего не выражало. Хуже того — оно утратило симметричность, левая сторона опустилась, словно размокший креп. Посередине обвисшей щеки был абсолютно круглый след от сигареты размером с пулевое отверстие.

«Его правая щека, та, что ближе к Мине…»

Все были так ошеломлены, что в течение нескольких минут никто не мог сказать ни слова. Наконец Маклафлин нарушил молчание.

— Ради всего святого, кто-нибудь, вызовите «скорую помощь»! — заорал он на нас. — У него удар.

— Удар? — повторил Фокс недоверчиво. — На него напали!

Прежде чем Маклафлин успел ответить, Мина застонала, открыла глаза и постепенно стала узнавать тех, кто стоял вокруг стола. Вот она увидела мужа, и глаза ее расширились от изумления и тревоги — как мне показалось, вполне искренних.

— Артур!

Мина кинулась к мужу и ощупала его перекошенное лицо. Потом, нагнувшись, она оторвала полоску от своего кимоно и отерла слюну в уголках его рта.

— Мина? — Я осторожно коснулся ее локтя. Казалось, она не удивилась, увидев меня в этой обстановке.

— Это дело рук моего братца?

— Не знаю, — ответил я откровенно.

Мина нахмурилась.

— Помогите мне положить его на пол, — попросила она, берясь за лацканы пиджака. Артур тяжело навалился на нее, словно неживой.

— Позвольте, мы сами, дорогая, — вмешался Фокс. — Вам нельзя напрягаться в вашем состоянии…

— Фокс! — Мина бросила взгляд в мою сторону. — О чем он говорит?

— А вы не догадываетесь, миссис Кроули? — спросил Маклафлин.

— Не сейчас! — рявкнул я на него, помогая Мине поднять Кроули со стула и положить на пол. Я ожидал увидеть у него синяки или кровоподтеки, но когда мы сняли с Артура пиджак и расстегнули воротник рубашки, то обнаружили, что шея не пострадала, если не считать старого пореза от бритвы. Пока мы ждали прибытия «скорой помощи», я прикидывал в уме, можно ли искусственно вызвать апоплексический удар, и пришел к выводу, что это не так уж сложно: достаточно сделать инъекцию воздуха в главную артерию. Конечно, было и более простое объяснение удара, случившегося у Кроули, и Оккам предпочел бы именно его — наследственность.