Дикие пчелы - Иван Басаргин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как к тебе такое привалило?
– Через молитвы. Бог услышал мои молитвы и послал мне хутор.
– Да не шуткуй, о деле спрашиваю. Я ить тожить первый богач в своей долине.
– А чо у тя за богатство-то?
Хомин перечислил своих коней, коров, мельницу, жатку, сто десятин пашни, то да се. О деньгах промолчал. Силов усмехнулся, ответил:
– Робить надо и думать. Не все можно брать на пуп. Но богач ты еще плевый, у нас в долине, почитай, каждый так живет, как ты, – соврал Силов. – Хошь дам тебе в кредит сто тышш ассигнациями, но ты подпишешь все документы, что ежели что, то я забираю у тя все твое богатство. А нет, могу счас же купить.
– Нет. Евтих Хомин не таковский, чтобыть у кого-то плестить в хвосте, – хмуро проворчал. – Обгоню тебя. – Подумал: «М-да, сто тышш – эк куда хватил. Знать, есть деньга. И я, и другие богачи против Силова были не больше как букашки. Даже Безродный и тот никто против Силова. Так, купец-неудачник, не больше». Сник. Прищурил бурые глаза, налилось лицо кровью, будто его ударили по щеке. Тихо выдавил: – Мы еще посмотрим что и как. Прощевай!
Не знал Хомин, что Силов не так уж богат, как это представил. Его хутор только для блезира числился за Силовым Андреем Андреевичем, на самом же деле имуществом его владело акционерное общество «Крупенской и Ко». Но деньги у Силова водились. Федор, мудрый и неутомимый сын, как птаха, нес в его карман золото. Он открыл для акционерного общества несколько крупных месторождений, как Довгалевское, Монастырское, Щербаковское, Кисинское, десятки рудных точек. Дал отцу, который был хозяином всех открытых месторождений, сто тысяч рублей. Их Андрей Андреевич положил в банк. Сгодятся на черный день. Пока денег хватало на мелкие расходы, большие же покрывало общество. Все сыны Силова, даже невестки были на окладе этого общества. Федору, как заглавному рудознатцу, Ванин платил ежемесячно по пятьсот рублей серебром, обеспечил конем, винтовкой, лапотиной, обувью, кормежкой за счет общества. Человек себя и семью обеспечил. А деньги, большие деньги, пусть полежат, пусть растут проценты. Мало ли что.
Андрей Андреевич давно перестал кланяться родным и друзьям первым. Пусть они ему кланяются, потом и он чуть кивнет либо буркнет в ответ два слова. Поделом. Раньше не хотели замечать, теперь кланяйтесь.
Богатело и акционерное общество с перепродажи месторождений. Черемшанское месторождение, которое бельмом в глазу сидело у Бринера, продали ему за полмиллиона рублей. Позже Бринер понял, что его надули, потому что руда оказалась труднообогатимой, и перепродал Черемшанское купцу Пьянкову. Тот брал только олово и серебро. Остальное шло в отвалы. И другие месторождения готовили на продажу, но надеялись при помощи Федора Силова найти что-то сверхбогатое, тогда можно будет ставить рудник. Но пока такого месторождения не находилось.
Хомин погонял коня, спешил в свою деревню. Он думал, что его спасение в Макаре. Не может того быть, чтобы Макар жил без денег. Должны быть у него деньги, и немалые. Он отдает беднякам так, мелочевку. Есть у него кубышка. Надо будет припугнуть и вырвать эту кубышку. Какого человека зазря потерял!
Завернул на пасеку к Булавину. Его встретил Буран.
Пес заматерел за эти годы. Один брал двух-трех годовалых кабанов, крупных изюбров. Видели охотники его работу. Гонится, например, за изюбром, догонит, схватит его за бок и что есть силы затормозит лапищами. Изюбр осаживается, но пес тут же отпускает его – тот тычется мордой в землю. Буран прыгает на спину зверю, стискивает мощные челюсти на шее. Истошный крик, последний крик, потом наступает тишина.
А кабанов брал и того проще. Догонит, одним ударом клыков перехватит сухожилия на задних ногах – все, зверь обезножел. Потом вымотает его, задавит, будто это не пятипудовый кабан, а зайчишка.
Охотники, даже бывалые, – казалось, не должно им быть такое в новинку, – впадали в суеверный страх. Говорили: «Такое только под силу дьяволу, простой собаке не совладать…»
И конечно, Кузиха тут как тут, подливала масла в огонь, раздувала кадило:
– Пес-дьявол, Макар-душепродавец. Вчерась мой Кузя видел, как дьявол задавил прегромадного медведя. Что ни говорите, а это черт, а не пес. Кто видывал аль слыхивал, чтобыть собака давила медведя?
Кто? Конечно же никто. А Буран задавил всего лишь пестунка. Кузе показалось, что то был прегромадный медведь.
– Ну и сволочь ты, Кузиха! – порой не удерживался какой-нибудь мужик. – Дьяволица даже! Что ты пристала к Макару? Макар – самый правильный человек. Будь таких в миру побольше, то жизнь была бы другой. Может, и другие бы подобрели. Хомина вывел в люди – стал врагом, тебя за дело отхлестал – превратил тебя в дьяволицу. Погоди, он грозился тебя превратить в букашку, которую словит и бросит как наживку гольянам. Боюсь, что такую тощую и гольяны-то есть не будут. Цыц, паскуда!
– Мы своими горбами все нажили! Сам ты паскуда! – орала Кузиха.
– Это так, но сейчас вы чужими руками гребете из загнетки жар. Нишкни! Во дам кнута!
Хомин не вошел, а влетел в домик Макара Булавина. Выдохнул из себя морозный воздух, выпалил:
– Хочу быть таким же богатым, как Силов.
– А кто тебе мешает? – усмехнулся Макар. Он сидел у окна и шил новые унты из камусов изюбровых.
– Никто, но ты мне должен помочь, ежели нет, то я скажу хозяину, что ты украл у него собаку! Я знаю, кто ее хозяин.
Макара будто ударили в грудь, он покачнулся, откинулся к стене и замер.
– Кто хозяин Бурана? – выдохнул он с шумом.
– Пока не скажу, но когда ты поставишь мне кубышку на стол, то скажу. Ить у тебя есть золото, много золота! – закричал Хомин. – Нет – то все расскажу людям и хозяину, что ты вор! – выкрикнул Хомин. – Ну, деньги, или я пошел!
– Кто хозяин пса? – поднялся Булавин, сдернул с колышка берданку, клацнул затвором и неспешно вставил патрон. – Кто?
– Безродный, – бледнея, пролепетал Хомин.
– Это тот бандит из Божьего Поля? Слышал, но видеть не видел. Ну и что? Пес живет у меня порядком лет, знать, мой.
– Безродный не будет спрашивать, сколько он живет у тебя, подаст в суд и отберет пса. А может запросто и убить.
– Убить?! Какая ты сволочь! Я тебя убью, змея ты подколодная! Гад ползучий! На колени – и молись богу, чтобы простил он тебе грехи тяжкие, жадность, воровство, доносы и прочее. Ну, на колени! – рыкнул Макар. Таким его никогда не видел Хомин. Упал на колени, начал просить пощады:
– Макарушка, прости, так с языка сорвалось, ить я тебя люблю.
– Как собака палку. Ладно, живи, тля! Сколько же тебе надобно для твоего счастья денег?
– Сто тысяч, всего лишь сто тысяч! – не поднимаясь с коленей, закричал Евтих.
– Очумел мужик. У меня отродясь таких денег не водилось. Ну могу за год наскрести пять – семь тысяч, ежели хорошей будет охота. А так с чего мне такие деньги иметь?