Любовь, опять любовь - Дорис Лессинг

Ему объяснили, что садится каждый там, где придется, а если опоздал, то и постоять приходится. Резервируется лишь первый ряд.

Тропинки и проходы не размечены, хотя плакатов хоть отбавляй. Как народ ориентируется на местности?

— Да так уж, как получится; все улаживается, — успокоила Жана-Пьера Нора.

Не отведено место для буфета. Разве гостям не предлагают напитки?

Стивен успокоил француза, сказав, что Элизабет и ее штат очень хорошо продумали и организовали этот аспект, что вино, мороженое, безалкогольные напитки, выпечка предлагаются в антрактах с подносов, волонтерами из города, хватающимися за возможность соприкоснуться с миром театра.

— Иной раз они, правда, подводят, — вздохнула Элизабет, — и тогда приходится отдуваться мне с Норой и детям.

Жан-Пьер живо протестовал против привлечения хозяев этого великолепного имения к работе в качестве слуг. Но был в этом протесте и некий подтекст, некое континентальное «чего еще ждать от этих островитян!»

На предшествующий представлению ужин собрались не в зале, а вокруг стола в большой комнате возле кухни, ибо многие сообщили, что отужинают в городе. Стивен, Элизабет и Нора сидели у торца стола, Сюзан напротив Стивена, Жан-Пьер рядом с Мэри. Сара непроизвольно оказалась в середине длинной стороны стола, оставив по бокам от себя пустые стулья. Выглядело это настолько драматично, что она торопливо пересела ближе к Джозефу, сидевшему рядом с Миллисент, занявшей место напротив Элизабет.

Генри уже успел покаяться и получить отпущение грехов. Ситуация скабрезная, но кто нынче не слыхивал об эдиповом комплексе! Не столь уж трагично для молодой женщины услышать, что муж ее увлекся особой, годящейся ему — и ей самой — в матери. На лице Миллисент играла едва заметная усмешка, в которой отражалась и доля уважения к достойному внимания противнику, к Саре. Хотя Генри, не умаляя своей вины, подчеркивал, что преступные поползновения его не дошли даже до поцелуя, жена его сохраняла здоровую дозу недоверия к откровенности супруга. «Где капля, там и две». Здравомыслящая молодая мать семейства, однако, сознавала, что контролирует ситуацию, семью, сына, мужа, саму себя и свое поведение.

Гвоздем «скромной трапезы» стал приготовленный по старинному рецепту фазан, оказавшийся не по силам Джозефу. Сюзан и Мэри наперебой предлагали избалованному малышу то одно, то другое, в результате чего он ощутил себя центром внимания и совершенно перестал слушаться.

— Отдай ему картофель! — скомандовала Миллисент Генри, и тот немедленно переложил две картофелины со своей тарелки сыну.

— Но у нас достаточно картофеля! — запротестовала Элизабет.

— Отдай ему воду! — последовал новый приказ. Генри переставил стакан минералки к тарелке сына и осушил бокал вина.

Миллисент схватила с тарелки мужа рулетик, обильно намазала его маслом и красносмородиновым джемом — все из порции Гёнри — и отдала сыну. Тот ревел от восторга, глядя на выраставшую перед ним гору еды. Элизабет взглядом пригласила Генри взять добавки, но он покачал головой и отодвинул тарелку. Миллисент тут же принялась уписывать его порцию, весьма быстро ее прикончив, и лишь после этого приступила к своей. Генри полными слез глазами с любовью смотрел на сына. Встретившись взглядом с Сарой, он улыбнулся ей.

Джозеф взгромоздился на стул с ногами, вытащил игрушечную машинку и принялся катать ее по скатерти.

— Займись ребенком! — приказала Миллисент, и Генри обошел ее, поднял сына и, вместо того чтобы вернуться на место, сел рядом с Сарой. Малыш тут же принялся катать машинку по руке Сары.

Стивен, Элизабет и Нора наблюдали за американским семейством со сдержанным неодобрением. Разумеется, ни один из сыновей хозяев дома в жизни не позволял себе такого поведения за столом. Чем их дети сейчас занимались? Гуляли в полях, играли в доме или ужинали на кухне с Ширли и Элисон? Не гнушаясь, разумеется, сластями с подносов для зрителей, при благосклонном попустительстве девушек. Вошедшие для смены блюд Элисон и Ширли, казалось, сдерживали смех. Они опустили на стол подносы с пудингами и вышли. Закрывшаяся дверь в кухню отсекла восклицание одной из них:

— Ах вы, шалуны!..

Гостям предложили пудинг. Миллисент взяла три порции — для себя, Генри и сына, поставила перед каждым по тарелке. Легкий сливочный пудинг, рецепт семнадцатого века. Жан-Пьер, подошедший за порциями для себя и Мэри, сделал заявку на рецепт. Джозеф с восторженными воплями начал уплетать свою порцию, быстро ее прикончил и потянулся к тарелке отца. Миллисент быстро убрала от сына пустую тарелку и заменила ее полной тарелкой Генри, вернувшись после этого к своей порции, неторопливо уминая ее, уделяя десерту все внимание, ни на что не отвлекаясь.

Кто-то, потешаясь, хрюкнул в кулак или в салфетку, несколько издевательски, или, по крайней мере, иронически, и молодая американская дама, скромно, но решительно следуя нормам авангарда цивилизации, немедленно отреагировала на это нарушение приличий.

— Генри, уложи Джозефа. Проследи, чтобы он почистил зубы, и не забудь пожелать ему спокойной ночи.

В саду публика уже занимала места. Слухи о вчерашнем успехе распространились по окрестностям, любители театра и любители музыки готовы были, как и в Бель-Ривьере, наслаждаться пьесой, стоя между деревьями. По окончании спектакля они выстроились в очередь, чтобы поблагодарить и поздравить Стивена и Элизабет.

Кто-то предложил поехать в кабачок, располагавшийся на пологом берегу реки. Миллисент выразила желание отправиться туда. Все ждали, что она прикажет Генри остаться с перевозбужденным ребенком, отказывающимся ложиться спать, но Генри направился к машине с сыном на руках, вручил его жене, и их машина присоединилась к процессии труппы, старых друзей, новых друзей.

В сумерках они сидели на траве под деревьями, пили, слушали Жана-Пьера, восхваляющего тихие прелести Англии. Сам он никогда севернее Лиона не жил, северным летом наслаждался впервые в жизни. Джозеф наконец уснул, отец бережно держал его на руках, закутав в свой пиджак. Сара села подальше от Генри, рядом со Стивеном, возле которого пристроилась также Сюзан с заплаканными глазами. Во многих глазах часто, очень часто гостили слезы. Генри смотрел в сторону, его глаз никто не видел.

Вернувшись, Сара подтвердила Жану-Пьеру, что ранний отъезд ее устраивает. Она попрощалась со всеми, кого не суждено было встретить в Лондоне. Многие восклицали: «Увидимся в Бель-Ривьере!», — что очень нравилось французскому гостю.

— Настоящая Жюли живет во Франции, — не уставал повторять он.

И все с ним соглашались.

Генри отправился наверх, прижав к себе ребенка, не поднимая взгляда.

Сара поспешила в свой номер, чтобы прервать нескончаемый поток прощального многословия. Спать не хотелось. Ранним утром она спустилась вниз, вышла и наткнулась на сидящего на ступенях Жана-Пьера. Передвигая налитые свинцом ноги, она прошла с ним на стоянку. Уже отъезжая, обернулась и увидела на крыльце Генри, глядящего вслед удалявшемуся автомобилю расширенными глазами. Его бледное лицо с горящими черными глазами — последнее, что она сохранила в памяти.