Михаил, Меч Господа. Книга пятая. ЧВК Всевышнего - Гай Юлий Орловский

Кайдо, не слушая, рубанул вытянутыми пальцами перед собой. Михаил вздрогнул, в воздухе прямо перед Кайдо возникла щель, на краях сразу выступила красная кровь, устремилась к земле густыми тяжелыми струйками.

– Никаких компромиссов, – сказал он резко. – Прощай…

Он с силой ударился плечом в щель. Края неохотно подались в сторону, пропуская грузное тело, и тут же сомкнулись следом. Красная струйка некоторое время стекала по незримой ткани пространства на пол, но щель исчезла, а следом испарилась и кровь.

Азазель повернулся к соратникам, развел руками.

– Я и не надеялся уговорить, – сказал он искренним тоном, – но если бы не попытался, себя бы не уважал…

Сатан произнес со своего камня:

– Спасибо, Азазель. Хоть мы с ним давно не общаемся, пусть ссора была ничтожная, но я рад, что он пришел ко мне на помощь.

По лицу Азазеля было видно, что он хотел сказать, и к кому Кайдо, первенец Сатана, пришел на помощь, но смолчал, только проговорил вполголоса, указывая взглядом в спину Михаила:

– Как видишь, у Творца был план, когда велел ангелам поклониться этому существу и признать его властелином мира.

Сатан поморщился.

– Хотя человек уже не та тварь дрожащая, которой он велел поклониться, но я и сейчас не стал бы.

Азазель сказал с неохотой:

– Что ты цепляешься к словам?.. Да еще и переворачиваешь смысл! Я же все помню… Никто не заставлял биться лбом о землю!.. Поклониться человеку – это чуть наклонить голову, обычный жест вежливости. Люди все кланяются друг другу. Поклониться – это подтвердить, что да, согласны с решением Творца, что властелином созданной земли будет человек.

Сатан поморщился, но перехватил взгляд Михаила и промолчал, но видно было, что не согласен с каждым словом, как и с решением Творца.

Михаил увидел, как Обизат, обшаривая одежду сраженных демонов, вдруг замерла над одним, ладонь ее метнулась к рукояти меча.

– Погоди, – крикнул он ей. – Если еще жив, пусть уходит… или уползает.

Она взглянула с непониманием:

– Мой господин?

Он отмахнулся.

– Хватит крови, хватит убийств. Уже тошнит. Мы победили. Проявим милосердие…

Она не поняла, но сказала послушно:

– Хорошо, мой господин!.. Эй ты, хватит прикидываться. Убирайся, лучше сдохнешь где-то по дороге.

Демон кое-как поднялся, с глубокой раной на голове и болтающейся рукой, поспешил прочь, сильно хромая и постанывая от боли.

Сатан поморщился, Азазель сказал ему утешающе:

– Не бойся, великодушие не заразно.

Сатан бросил в его сторону злой взгляд.

– Твой человек сглупил.

– Люди глупы и нелогичны, – согласился Азазель. – Творец много создавал миров, но все рушил, а этот зачем-то оставил! Как думаешь, зачем?

– А ты как думаешь?

– Не придумал, – ответил Азазель честно. – Но я теперь осторожный, уже не говорю сразу, что Творец сглупил, а подумываю, а вдруг я сам чего-то не понял…

Сатан сказал с отвращением:

– Да он просто махнул на все рукой! Увидел, что и на этот раз не получилось, вздохнул и ушел. Неизвестно куда.

Азазель покачал головой.

– Не-е-ет, он был доволен этим миром и сказал, что все в нем хорошо, ты знаешь… Я тоже был уверен, что он сглупил, потому увел таких же умных на землю, чтобы показать, как надо… Но теперь, когда Ад совершенствуется… скажи, почему он совершенствуется?

Сатан поморщился.

– Тебе надо, ты и говори.

– Скажу, – пообещал Азазель злорадно. – Совершенствуется потому, что все больше прислушивается к советам и рекомендациям тех, кого должны карать!

Сатан отмахнулся.

– Все равно в котлах сидят.

– Не все, – сказал Азазель ехидно. – Некоторых выпускаете в нарушение всех правил. А ты делаешь вид, что не знаешь… Но все равно видишь, как эти люди изнутри перестраивают преисподнюю…

– Люди?

– Вашими руками, – сказал Азазель уступчиво, – я вот смотрю на то, что происходит, и все лучше понимаю, что Творец вложил в этот мир и людей такое, сложности чего мы еще не осознали.

Он оборвал речь, повернулся. Вдали возник быстро приближающийся черный смерч. Азазель привстал, остальные насторожились и ждали молча. Обизат взяла автомат на изготовку, только Сатан усмехнулся в полнейшем презрении и подниматься не изволил.

Смерч принял угрожающе громадные размеры, воздух засвистел и попытался сдвинуть их с мест. Михаил ухватился за выступ камня под собой и придержал другой рукой Обизат, а она, пользуясь возможностью, счастливо и преданно прижалась к нему.

Смерч разом опустился к окаменевшей земле, исчез. Все затихло, а на месте черного вихря осталось массивное золотое кресло с высокой резной спинкой, а в нем властно восседает громадный и очень толстый демон с заплывшим жиром лицом и почти скрытыми толстыми веками глазками.

Голова демона круглая, как валун, на лоб надвинута небольшая корона из черного золота, на плечи небрежно наброшен халат из дорогой парчи, покрытой узорами из золота, а на толстых, как сосиски, пальцах блестят массивные золотые перстни.

Михаилу бросилась в глаза великанская цепь из золота с россыпью подвесок из драгоценных камней, что занимает всю грудь и опускается до живота. В толстых мясистых ушах серьги, а пухлые щеки красиво и величественно опираются на плечи.

– Кто, – заговорил он тонким, но властным голосом, однако поперхнулся, когда взгляд упал на отдыхающего Сатана, с усилием поднялся и поклонился. – Мой повелитель… здесь что-то случилось?

Сатан, не поднимаясь с камня, смерил его недобрым взглядом.

– Ваал… Так ты правишь этими землями?

Демон сделал шаг вперед, снова поклонился.

– Повелитель?

– Давно видел Брулефера? – поинтересовался Сатан недобрым голосом.

– Не совсем, – ответил Ваал в недоумении. – А что с ним?

Глаза Сатана сверкнули прежней яростью, грудь поднялась, но он сделал глубокий вдох и сказал почти нормальным голосом, хотя в нем все услышали сдерживаемый гнев:

– А ты как думаешь?..

Ваал опасливо зыркнул по сторонам.

– Не знаю… но… здесь случилось что-то особенное. Я чувствую много смертей, много гнева, боли и страха. А Брулефер?

– Убит, – бросил Сатан небрежно. – Вот этой рукой. И… у меня такое чувство, что уже навсегда.

– Властелин?

– Исчез, – пояснил Сатан. – Сказал бы, что он в лимбе, и через пару сотен лет возродится, но что-то подсказывает, исчез навсегда и бесследно.