Возлюбленный враг - Джейн Фэйзер

— Они не могут винить вас при таких обстоятельствах, — сказала Джинни, беря ее за руку.

— Ах, Джинни, вы не понимаете глубины их ненависти. Может быть, они и поняли, если бы помощь предложил любой другой мятежник, но только не Алекс. Они не успокоятся, пока не увидят его мертвым, и лучше умрут с голоду, чем примут помощь из его рук.

— И будут смотреть, как голодают их дети?

— Боюсь, что так. Ими и их отцом движет непоколебимая ненависть. Если им доведется встретиться с Алексом, будет кровопролитный бой, и они не проявят пощады.

Джинни вздрогнула.

— Им тоже не следует ожидать пощады от генерала парламента, Джоан, если на карту будет поставлено то, за что он воюет.

Ребенок вдруг зашевелился, тело его содрогнулось под одеялами в конвульсиях, и Джинни, смочив кусок ткани в лавандовой воде, положила ее ему на лоб. Лицо ее помрачнело: она знала, что конвульсии могут означать начало конца. Мать ребенка тоже знала это и сжала полыхающую жаром ручку сына, похожую на птичью лапку. В момент полного отчаяния лицо ее стало совершенно непроницаемым. Маленький Джо сейчас был таким горячим, что его кожа жгла руки Джинни, когда она сбросила с него одеяла и начала обтирать метавшееся тельце лавандовой водой. Внезапно он вскрикнул и замер.

Джоан положила маленькую ручку на постель и встала, отвернувшись от Джинни. Она больше не могла бороться и дала волю печали.

— Все закончилось, — мягко сказала Джинни, поправляя одеяла. — Спасибо Господу за его милосердие. Я немедленно приготовлю сироп из ягод шиповника, он очень захочет пить, когда проснется.

— Проснется? — Джоан резко повернулась, на ее осунувшемся, растерянном лице боролись одновременно надежда и неверие. — Проснется?

— Ну да, — улыбнулась Джинни. — Кризис миновал. Он спокойно спит.

Джоан упала на колени рядом с кроватью, а Джинни вышла в галерею, болезненно моргая на свету. Ноги ее внезапно ослабли, и она прислонилась к стене, не замечая направленных на нее тревожных взглядов.

— Госпожа Кортни, — неуверенно спросила Пейшенс — Есть новости?

Джинни потерла глаза и нетерпеливо потрясла головой, словно избавляясь от осевшей на волосы паутины, потом подняла голову. Лицо ее было усталым, но сияющим.

— Прошу прощения. Ребенок будет жить.

Алекс в это время стоял в стороне, глядя через окно на опустошения в семейном парке. Когда Джинни вышла и прислонилась к стене, почти безвольно, его первая мысль была о том, что маленький Джо умер от тифа; глубокая печаль, шедшая от самого сердца, на какое-то мгновение парализовала его, и он замешкался у окна, хотя душа его рванулась к Джинни. Но, услышав ее слова, он шагнул к ней и обнял, не обращая внимания на остальных, которые, впрочем, были слишком переполнены радостью, чтобы обратить на это внимание.

— Ты совсем обессилела, — пожурил он ее с напускной строгостью, скрывая за ней любовь и облегчение. Обхватив ее лицо руками, он рассматривал потускневшую кожу, лиловые круги под глазами, серый налет усталости на лице. — И похудела.

Это заставило Джинни улыбнуться.

— Всего за три дня, Алекс? Это невозможно. Я такая же здоровая и крепкая, как и раньше.

— Ничего подобного, — заявил Алекс. — Ты должна немедленно поесть и поспать.

— Прежде я должна сделать сироп из шиповника для маленького Джо, — сказала Джинни, отодвигаясь от него.

— Это сделают Пейшенс и тетя Марта, — твердо сказал Алекс. — Так ведь? — Он повернулся к двум женщинам, старой и молодой. — Думаю, госпожа Кортни достаточно сделала для семьи Грэнтем.

В его голосе было столько резкости, что Джинни сморщилась и мягко запротестовала.

— Алекс, я сделала немного. Нет оснований говорить в таком тоне.

Но Алекс уже достаточно наслушался гневных, неблагодарных слов, и, хотя был готов принимать их на свой счет, он не позволит своей семье забыть о том, как они обязаны этой чужой для них женщине, которая, не задумываясь, так много отдала им.

Джинни отвернулась от их смущенных лиц и направилась к двери. Алекс последовал за ней, схватив ее за руку.

— Я позабочусь о тебе. Пойдем со мной.

Слишком устав, чтобы возражать, Джинни была не против того, чтобы в этот момент невероятной слабости отдать бразды правления в его рука Она позволила ему отвести себя в западное крыло дома. Здесь даже не предпринималось никаких попыток сделать комнаты жилыми. Двери висели на петлях, открывая взору разграбленные комнаты, в которых сквозь разбитые стекла свистел ветер. Пыль толстым слоем лежала на полу в коридоре, и Джинни недоумевала, зачем он ведет ее в это пустынное место, когда все, что ей нужно, — лишь свернуться в уголке галереи и заснуть.

Они подошел к двери в конце коридора. Открыв дверь, Алекс властным движением руки подтолкнул Джинни внутрь. В комнате она увидела перьевой матрац, только чуть-чуть надорванный, стул, стол и вещи Алекса.

— Это была моя комната, когда я был мальчишкой, — пояснил он, слегка улыбнувшись. — Я укрылся здесь вместе со своими воспоминаниями. — Он подтолкнул ее к стулу, потом подошел к своему багажу и вытащил кожаную фляжку. — Отпей немного, я сейчас вернусь.

Во фляжке оказалось бренди, и первого глотка было достаточно, чтобы Джинни совсем расслабилась. Она сидела на стуле и растерянно моргала, чувствуя, как теплая нега разливается по телу. В этом заброшенном уголке дома стояла такая абсолютная тишина, что можно даже было представить: она совсем одна в этом мире. Но тут дверь снова открылась, и вошел Алекс, неся круглый таз и кувшин.

— Я не смог найти настоящей ванны, но это вполне сойдет. Ну-ка, встань. Джинни отхлебнула еще глоток бренди, прежде чем повиноваться.

— Ощущение замечательное, — сказала она.

— Да, только больше тебе нельзя пить, пока не поешь, — сказал он, забирая у нее фляжку и начиная раздевать со спокойной отстраненностью. — Вставай в таз. — Она подчинилась беспрекословно и замерла, слегка покачиваясь, пока Алекс обтирал ее прохладной водой из кувшина. — Нет, ты определенно похудела, — сказал он, проводя губкой по ребрам, приподнимая ее грудь ладонью свободной руки.

— Я сама могу это сделать, — пробормотала Джинни, хотя в ее состоянии полного изнеможения ощущение того, что тебе не нужно командовать, было просто замечательным.

— Ты слишком устала, чтобы сделать это как следует, — спокойно ответил Алекс, проводя губкой между ее бедер. — Три дня ты не снимала одежды и не выходила из комнаты. Ты крайне нуждаешься в мыле и воде.

Джинни слабо засмеялась, но не стала возражать. Ее глаза вновь и вновь обращались к матрацу, который, казалось, становился все притягательнее с каждым взглядом. Раздался стук в дверь, и Алекс, накинув ей на плечи полотенце, направился туда. Она услышала, как Пейшенс сказала что-то неуверенным голосом, и Алекс ответил более мягко, чем разговаривал с ней раньше. Он вернулся в комнату, неся в руках дымящуюся миску и кусок ржаного хлеба.