Собрание сочинений. Том 4. Личная жизнь - Михаил Михайлович Зощенко

там два года работал в высшей степени хорошо и удовлетворительно. И даже его отметили в приказе, премировали грамотой и обещали сбавить ему срок, если он будет продолжать в том же духе.

И тогда наш премированный спекулянт явился к своему начальнику, и так он ему сказал:

— Вот в чем дело. Я действительно был злостный спекулянт. Я скупал золото в расчете на перемену. Но я здесь у вас совершенно перековался и полюбил труд на свежем воздухе. Теперь вы можете на меня вполне положиться. И в доказательство моих слов я хочу отдать вам на строительство еще триста золотых, которые у меня были зарыты на кладбище в другом месте, на могиле моей усопшей матери. Возьмите их, мне теперь ничего этого не надо, тем более революция у вас затянулась, а мне уже за сорок лет, и что же я буду томиться, ждать и надеяться на то, что может и не быть. А тут я увидел мир в других красках. И мое сердце окончательно и бесповоротно изменило курс.

Услышав эти слова, начальник пришел в волнение. Он так и сказал:

— Как отрадно и как приятно слышать такие слова. Вот теперь я вижу, что за два года с небольшим ты окончательно тут у нас перековался. И за это я схлопочу тебе льготу по срокам и снятие судимости. И кроме того я велю отпечатать брошюру с твоей биографией и характеристикой.

И вскоре нашего спекулянта освободили по чистой, и он вернулся домой. И там, на кладбище, он вырыл вторую масленку, в которой было триста золотых, и без слов сожаления он отдал эти золотые тому, с кем он сюда приехал.

И вот стал наш бывший спекулянт снова жить в этом своем городе. И даже он там стал работать по распространению сельскохозяйственных изданий.

И многие подумали, что с ним произошла чудесная перемена, близкая к фантастике.

Но в сентябре прошлого года вот что с ним случилось.

Там на кладбище, на могиле своего только что умершего сына, сидела одна мать. И она там четыре часа сидела в полной неподвижности под тяжестью своего горя.

И уже наступили сумерки. А она все там сидела и тихо плакала.

И вдруг она увидела, что на кладбище пришел человек. Он отмерил три шага от одной могилы и маленькой лопаточкой стал рыть землю.

И вскоре она увидела, что этот человек вырыл из земли глиняный кувшин и со своей ладони он ссыпал туда пригоршню золотых монет.

Потом он снова зарыл сосуд и утрамбовал землю.

Тут женщина подняла тревогу. И сторож, совместно с ней и с милицией, схватили пытавшегося убежать.

И когда его привели в милицию — все увидели, что это и был наш спекулянт, отпущенный до срока.

В глиняном кувшине оказалось около пятисот золотых и некоторое количество колец, браслетов и брошек.

И вот снова наш сын купца был отправлен на строительство.

И там мне его показали. И я долго на него смотрел, когда мне рассказывали о нем эту историю.

И тогда я понял, почему у него такое обиженное лицо. И сказал об этом рассказчику.

Но мой рассказчик ответил:

— Нет, у него обиженное лицо не потому. Только что вчера у него отобрали четыре золотые монеты, которые он ухитрился где-то тут приобрести. Его же товарищи нам об этом сказали и просили его как-нибудь обуздать. Этот человек, как зверь, понюхавший крови, уже, видимо, никогда не оставит своих привычек.

И я снова взглянул на «короля золота». Он снял свою барашковую шапочку, вытер вспотевший лоб и посмотрел на меня до того грустным взглядом, что я отвернулся.

В огороде бузина, а в Киеве — дядя

Вот какую удивительную жалобу мы получили по приезде в Киев.

Там, в Киеве, по Пушкинской улице, дом 19, проживают братья Богатыревы. Их три брата: Лев, Давид и Владимир.

Три года назад эти братья избили депутата горсовета тов. К.

Возникло дело. Народный суд Ленинского района присудил милых братьев к разным срокам наказания.

Но проходит, представьте себе, несколько месяцев, и все видят, что братья по-прежнему шляются на свободе, посвистывают, задевают жильцов дома и, вдобавок, начинают травить жалобщика К. И даже избивают его жену.

Тогда президиум горсовета, удивившись, что бывают такие случаи, передает это дело прокуратуре, чтобы выяснить, почему не состоялось наказание. Полтора года дело не двигалось. Наконец, в октябре 1937 года прокуратура предложила районному прокурору вновь расследовать все дело.

Районная прокуратура, в свою очередь, предложила расследовать дело начальнику районной милиции.

Начальник районной милиции предложил расследовать дело надзирателю.

Надзиратель тоже был бы, вероятно, рад предложить еще кому-нибудь заняться этим делом. Но не тут-то было. Подчиненных у него не было. И он сам приступил к «разматыванию дела».

Он приступил к следствию в январе 1938 года и вел его больше месяца.

Наконец, начальник милиции, возмутившись волокитой, предложил надзирателю Михайличенко закончить следствие в трехдневный срок.

Но проходит еще месяц, и, как говорится, ничего в волнах не видно.

Братья-разбойники, осмелев, вновь начали понемножку дебоширить, задевали жильцов, издевались над ними, угрожали «вообще к черту убить этого К.», поскольку за это «им ничего не будет».

Тогда жильцы начали понимать, что какой-то добрый дядя «ворожит» братьям.

Седьмого мая жалобщик направился в областную прокуратуру. Там исключительно возмутились делом и обещали тотчас выяснить, что случилось.

Но проходит еще некоторое время, и снова тишь, гладь и божья благодать.

Тогда К. написал в газету «Большевик».

Редакция запросила о деле облпрокуратуру.

Облпрокуратура запросила райпрокуратуру.

Райпрокуратура запросила начальника милиции.

Начальник милиции запросил надзирателя Михайличенко.

Наконец, облпрокуратура ответила газете: «Материалы по обвинению Богатыревых подтвердились».

Казалось бы, что деятельности братьев пришел конец. Но не тут-то было. Снова потекло следствие.

Короче говоря, прошло три года с тех пор, как братья избили депутата горсовета.

Три года шли неслыханная канитель и волокита. Три года кто-то явно покровительствовал братьям.

Мы не знаем, кто им покровительствовал. Знаем только, что следствие велось возмутительным образом.

Надзиратель Михайличенко посещал квартиру братьев и там им зачитывал весь следственный материал, знакомил их с документами. Туда же, на квартиру Богатыревых, вызывал свидетелей и там с ними беседовал.

Даже если этот надзиратель неповинен в покровительстве братьям, то он повинен в том, что нарушил основные положения кодекса в части ведения следствия.

В общем, безобразное дело следует поскорее закончить.

Вот уж действительно — в огороде бузина, а в Киеве — дядя.

Надо бы добраться до