Мой личный принц - Яна Мелевич

Последнее не хотелось бы делать, ведь в этом случае я подставлю под сомнение королевскую власть и собственную семью.

— Я поговорю с дядей, — прошептала Далия, подставляя свою шею для коротких поцелуев. — Просто не понимает...

Все он осознает, любовь моя. Только ты всегда смотрела на него сквозь волшебные очки маленькой девочки.

— Для начала нужно сообщить брату, — шепнул я Далии на ухо, целуя в висок и отпуская с сожалением. — Я все улажу, не волнуйся.

Отступив на несколько шагов спиной, смотрел на нее с внутренним восторгом и трепетом. Люди не влюбляются с первого взгляда, со второго тоже вряд ли. Вынужденные браки априори не заточены под счастье, но мне хотелось верить, что у нас получится. И хорошо, если бы это желание было обоюдным.

— Далия!

— Ви-и!

Со стороны фонтана послышались крики матери и визг Лапушки. Они явно искали мою жену. Которая со стоном закрыла лицо руками и покачала головой. Далия посмотрела на меня, жестами показывая не сдавать ее. Усмехнувшись, я сложил ладони рупором, крикнув громко:

— Мам, она здесь.

— Эрик, — прошипела яростно, показывая, как жаждет придушить меня.

— Веселой вам подготовки, драгоценная супруга, — хохотнул я напоследок, спешно шагая к дворцу.

Принц Эрик Трастамара

В комнате Абеля не оказалось, как и в парке на тренировочной аллее. По словам камердинера, пойманного по дороге из королевского крыла, Абель отправился в картинную галерею. Ту самую, где мы с Далией некогда обнаружили потайной ход, значение которого пока было неясно. И идя мимо пышных и помпезных интерьеров дворца, я больше думал об этом, чем о красоте вокруг. Все-таки когда годами живешь под крышей такого дома, почти перестаешь замечать детали, картинка просто смазывается.

Он стоял посреди комнаты, подняв голов, разглядывая фрески на потолке. Брат не слышал моих шагов, уйдя глубоко в себя и теряясь в лабиринтах дум о чем-то более далеком, чем проблемы королевства. Проследив взглядом за ним, я замер на секунду, забыв, зачем пришел.

«Семь смертных грехов и четыре потерянные вещи» — полная копия картины островитянина Иеринима Босхо, художника эпохи Возрождения. В окулюсе были изображены боги, умирающие от ран. Надпись на древнем наречии гласила: «Бойся, бойся, ибо они все видят». Радужная оболочка рисованного глаза, как рефлексия на поступки, демонстрировала семь смертных грехов в каждом отдельном делении. По часовой стрелке ход начинался с чревоугодия: жадный толстяк поедает трапезу, не желая делиться с ближним. Затем взгляд переместился к лени — человек спал, игнорируя молитвы и не желая отзываться на зов богов. Следом похоть, гордыня, гнев, зависть и алчность. Войны, разрушения, взятки, смерть — они рука об руку шли рядом.

«Люди, потерявшие рассудок, не видят боли своей. Не слышат мольбы чужой, глухи к чувствам других, закрыты от сострадания» — гласила вторая цитата. А потом углам расположились тондо — круглые отверстия. А внутри них изображения сцена смерти, Страшного суда, пекла и небес.

— Иногда думаю, что дар — мое наказание за грехи, — услышал я и вздрогнул от неожиданности, очнувшись от осмотра. Абель заложил руки за спину, глядя на меня вполоборота.

— О чем ты?

Он тихо вздохнул, поворачиваясь ко мне. Брат оставался бледным, но все еще твердо стоял на ногах, хотя умом я понимал, насколько тяжело ему давался каждый шаг. Если присмотреться, можно заметить кусочек сетки сосудов, прибиравшейся к шее из-за ворота сюртука. Их темный цвет пугал и настораживал.

У нас в запасе было еще два месяца, почему болезнь так быстро распространялась?

— Гордыня и гнев никогда не были хорошими советчиками, — пространственное ответил Абель, делая шаг вперед, обходя галерею по периметру, останавливаясь напротив картины с изображением нашего предка Вильгельма. — Жаль, что не понял этого до того, как оказался на пороге смерти.

— Ты не умрешь, — убежденно заявил я, искренне веря в слова, которые сейчас произнес.

— Слышишь? Мы достроим ловушку и вытянем эту гадость.

— Упрямство и добросердечие делает тебя прекрасным человеком, Эрик, — усмехнулся брат, подходя ближе. Я нахмурился, почувствовав, как он сжал мое плечо. — Никогда не забывай об этом.

— А кто уводил твоих невест, — прищурился я, расслабившись, едва Абель расхохотался и похлопал меня по макушке. — Хотя я искренне верил, что у тебя отказали мозги, и ты влюбился в Амалию Сент-Клер.

— Наверное, все стало бы гораздо проще, будь это так, — рассеянно ответил брат, вновь отворачиваясь к картине с нашими предками. Он нахмурился и подошел ближе, а я, затаив дыхание, разглядывал его светлые волосы, подбирая слова для ответа.

— Ты действительно влюблен в Ригнак Хэйс?

Не время выяснять такие подробности, да и не место. Однако, мне хотелось понять, что тревожило сердце Абеля, бередило душу, раздирая вновь и вновь шрамы, едва начинающие затягиваться. Честно говоря, я так и не понял, какие отношения их связывали. Даже не знал, как они познакомились. Осадой развалин Стратхейна руководил именно Абель и разрабатывал план захвата, выбирал подходящее время. Перед нападением брат сказал, что огонь в главной башне, чудом сохранившейся спустя столетия, станет сигналом.

Тогда я подумал о подкупе кого-то из людей короля Вейла, а сейчас... Возможно ли, что это капитан сдала нам замок?

— Отец считает, будто она заказала на тебя покушение, — вновь проговорил я, сжимая пальцы в кулак, чувствуя нервное напряжение от молчания Абеля. Давай же, скажи что-нибудь.

— Невозможно, — ответил он, отойдя от картины, касаясь кончиками пальцев защитного стекла, по краям которого пробежали магические искры. Разглядывая древнюю карту Данмарских земель, брат отдернул руку, словно обжегшись.

— Почему?

— Она уже пыталась, — оглушил заявлением Абель и повернулся. — За день до нашего нападения Ригнак Хэйс проникла в лагерь и наставила на меня огнестрел.

Мой рот распахнулся от удивления, а в голове сразу возникли сотни мыслей. Боги, ведь эта женщина могла его убить! Просто пристрелить на месте, и мы бы ничего не успели сделать! Каким сильным магом ты не являлся, ничто не могло спасти от пули, удара клинком или взрыва. Магия не гарантировала абсолютной защиты, даже для обладателей всевластия.

— Почему ты ее не прикончил? Или хотя бы не подавил волю? — осторожно поинтересовался я, по-прежнему не веря своим ушам. Ну не влюбился же мой брат с первого взгляда в эту женщину!

— Вызвал бы на дуэль подушками? — съязвил Абель, и я недовольно поджал губы.

— Остроумничать — моя прерогатива в семье, — буркнул в ответ, отворачиваясь к картинам предков.

— В любом случае мне пришлось очень быстро решать возникшую ситуацию, — усмехнулся брат, качая головой и опираясь на стену, как раз в том месте, где находился рычаг для открытия тайной двери.