Полководцы Московского царства - Дмитрий Володихин

На всякий случай готовились к осаде в самой столице. Бояре думали даже вывезти государя-мальчика из города — по опыту Едигеева нашествия 1408 года, когда Василий I выехал из города и не сидел в осаде. Но митрополит Иоасаф отсоветовал. Да и сам державный отрок Иван Васильевич предпочел остаться в городе, а не бежать из него. Москва во главе с Освященным собором и самим митрополитом молилась у своих святынь об «избавлении от нахождения иноплеменников». А ратные люди расставляли орудия по стенам, ставили по улицам надолбы, расписывали караульные команды.

Передовой отряд крымцев ударил на городок Осетр близ Зарайска[255]. Тамошний воевода Назар Глебов с частью гарнизона и вооруженными горожанами неожиданно напал на татар, когда они входили на городские посады. Потеряв девятерых бойцов пленными, крымский авангард бесславно откатился. Татар допросили. Полученные сведения полетели в Москву.

В результате отряд князя Булгакова, стоявший в готовности на Пахре, был немедленно переброшен «на берег», чтобы пополнить армию князя Бельского. Там его включили в Большой полк. На место сил Булгакова из Москвы выдвинулась часть Государева двора во главе с князем В. М. Щенятевым и конюшим И. И. Челядниным.

Что показывает начальная фаза подготовки к отражению крымцев? Во-первых, Москва научилась чрезвычайно быстро мобилизовывать значительные силы. Во-вторых, гарантией от неожиданного нашествия служила глубинная разведка «станицами», работавшая в степи на значительном расстоянии от окского рубежа. В-третьих, пока крымцы не открывали направления атаки, обороной всего Русского Юга руководила Москва; лишь после выхода вражеской конницы на Оку в определенном месте тактическая необходимость принимать решения как можно быстрее делала первого воеводу Большого полка в армии, стоящей «на берегу», центральной фигурой военного командования.

30 июля Сагиб-Гирей вышел со всей ордой к Оке напротив Ростиславля. Ему противостояла армия князя Дмитрия Бельского, базировавшаяся на Коломну. Русские полки самым скорым ходом двинулись к Ростиславлю, намереваясь защищать от татар переправы. Гарнизоны близких крепостей снимались для содействия основным силам. Пошел на неприятеля и Микулинский с маленьким зарайским отрядом, поскольку находился ближе других к месту возможного прорыва.

Ядро боевых сил Бельского с гарантией не успевало занять окские переправы, к которым вышел Сагиб-Гирей. Но маленький Передовой полк — успевал. И, значит, ему оставалось намертво вцепиться в переправы, отбивая татар, пока не явится подкрепление. Полковой воевода князь Иван Пронский-Турунтай знал, во что ему станет сражение с превосходящим по численности противником: если князь Бельский с Большим полком задержится, то вся рать князя Пронского ляжет на переправе.

Перед всей вражеской громадой оказался один полк, не имевший шансов победить. Люди, вставшие заслоном на пути крымцев, готовились к смерти. Незадолго до этого страшного стояния на Оке от имени великого князя в армию пришла грамота. В ней обещалось «великое жалование» тем, кто защитит державу от чужой орды, а также семьям погибших; воевод просили крепко стоять за христианство, не имея между собой розни. Когда содержание грамоты стало известно не только военачальникам, но и всей армии, она ответила: «Мы готовы, мы вооружились, хотим с татарами смертную чашу пить». Теперь настал черед выполнять сказанное.

Татары на лошадях и плотах устремились к русскому берегу. Русские воеводы приказали отбивать их стрелами. По Оке поплыли мертвые тела…

Обороне полка помогало крайне неприятное для крымцев обстоятельство: между ханом Сагиб-Гиреем и его знатным вассалом Бакы-беем начались распри. Бакы-бей не торопился выполнять приказы хана. Натиск армии вторжения замедлился и ослаб. Но не прервался…

Вторая попытка штурма сопровождалась пищальным огнем: наемники по приказу хана попытались свинцовым градом сбить полк с занимаемых позиций. Турецкие пушкари встали к орудиям, и в наших воинов полетели ядра. Крымцы вновь полезли в воду. Полк стоял, как мог. Дворяне один за другим падали с лошадей, и без того малые силы полка таяли, таяли, таяли… Все меньше стрел падало на головы татарских штурмовых отрядов.

Наконец, многострадальный Передовой полк дрогнул. Русские конники стали понемногу отходить от берега, освобождая место татарам. И быть бы прорыву через Оку… но тут на выручку подоспел зарайский отряд Микулинского. Крымцы опять несли тяжелые потери, опять против них стояли свежие войска. Перестрелка возобновилась.

Первый, самый страшный натиск вражеской армии удалось сдержать. Понемногу начали прибывать части Большого полка, явился вместе с главными силами и русский главнокомандующий, князь Дмитрий Бельский. Доплывших до нашего берега татар секли топорами и саблями. Прибыла московская артиллерия, и вскоре турки с проклятиями побросали свои разбитые орудия. Русские стрелки открыли огонь из пищалей, ветер носил густой дым над гладью реки, треск пальбы не прекращался ни на минуту. А за спинами подоспевших сил виделись в отдалении всё новые и новые полки…

Поражение крымцев стало очевидным.

С русского берега неслись оскорбительные предложения: «Освободите место! Мы сами переправимся и побьем вас!»

Сумерки поставили точку в сражении на переправе. Ночью в лагерь Бельского прибыл «большой наряд» — тяжелая артиллерия. Узнав об этом, хан с основными силами орды ударился в бегство. Наутро покинул берег Оки его сын, а потом и прочие вожди татарской армии. Они бежали к спасительному югу, «с великим срамом… — по словам летописца, — …бросив пушки и пищали, и телеги, и всякую рухлядь воинскую»[256].

Немногие крымцы беспечно остались, мечтая заняться грабежом ближних волостей. На них обрушился князь Ми-кулинский, уничтожая последние татарские отряды у Оки.

Самым неугомонным оказался царевич Имин. Он «отворотил» от войск отца, ринувшись на «Одоевские места». Но тут его встретил местный воевода князь Владимир Иванович Воротынский. Его контрудар и здесь опрокинул татар, а полсотни самых медлительных отправились пленниками к великому государю.

От них стало известно, что Сагиб-Гирей все еще не смирился с поражением. Хуже воинской неудачи его сердце жег позор: собрать великую армию и ничего не совершить с нею! Это роняло авторитет хана в самом Крыму. Да и высокий союзник, Турция, перестанет относиться к нему как к серьезной силе, если он сейчас отступит без всякого успеха. Татарская знать, видя в бесславном отступлении поруху и своей чести, напомнила хану о Тамерлане: Железный Хромец ходил на Русь с огромным войском, но ограничился тем, что спалил и разграбил маленький город Елец. Так не взять ли на щит какой-нибудь русский городок, покрыв большой неуспех малой победою? «Пусть не говорят, что хан приходил на Русь, но не учинил ей ничего»[257], — кратко передает летописец содержание их речей. Прикидывая так и этак, выбрали в качестве мишени Пронск, расположенный неподалеку.