"Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман

Далее Хансен описал секретную методику сбора разведданных, используемую США. Он сообщил русским, что будет на связи. Подпись свою он не поставил. 15 октября Дегтярь получил от Хансена посылку с множеством секретных документов. На следующее утро офицеры ФБР увидели, как Дегтярь заносит в советское посольство большой чёрный холщовый мешок, с которым его раньше не видели. Примерно через десять дней Дегтярь получил ещё одно письмо от агента, которого КГБ называл «Б»; конверт был отправлен из Нью-Йорка. В письме предлагалось воспользоваться тайником под мостиком в Ноттоуэй-Парк в северной Виргинии, неподалёку от места, где Хансен жил прежде. В субботу 2 ноября сотрудники КГБ оставили под мостом 50000 долларов.[384]

***

ЦРУ перевезло Юрченко в новое, более просторное убежище в лесу у озера около Фредериксберга. Но Юрченко разочаровывался всё сильнее. В прессу просочились слухи о его побеге, хотя он просил ЦРУ хранить это в тайне. А его надежды на воссоединение с русской женщиной, которую он знал за много лет до того, оказались разбиты.[385] Когда в августе Юрченко стал перебежчиком, он думал, что у него рак желудка, но анализы, проведённые в США, показали, что это не так. 2 ноября, будучи в ресторане «Аu Pied de Cochon» в Джорджтауне, Юрченко просто ушёл от своего неопытного куратора из ЦРУ. Когда агент понял, что произошло, ЦРУ и ФБР бросились искать Юрченко по всему Джорджтауну. Они не нашли его. В понедельник 3 ноября он появился в советском посольстве и провёл там странную пресс-конференцию, заявив, что в Риме его похитили, накачали наркотиками и насильно увезли в США. «Подозрительно всё это», — записал Рейган в дневнике 4 ноября.

Юрченко сел на самолёт в Москву 6 ноября. Его побег и возвращение долгое время были одной из загадок холодной воины. Не мог ли КГБ намеренно подсадить его американцам? Но с какой целью? Или он просто был разочарован тем как к нему относятся в ЦРУ? Правда неизвестна до сих пор.

На борту самолёта, который вёз Юрченко домой, был и агент КГБ Валерий Мартынов, работавший в советском посольстве офицер «Линии X», которая занималась промышленным шпионажем. К этому моменту и Эймс, и Хансен указали на Мартынова как на перевербованного агента. В Москве Мартынова арестовали, а после казнили.

***

Операции американской разведки в Советском Союзе проваливались одна за другой, но ЦРУ даже не представляло, какой удар был нанесён ему в 1985 году. Эймс и Хансен только начинали шпионскую деятельность. Позднейшие расследования показали, насколько серьёзно пострадали американские операции в Москве. Гейтс говорил, что Говард был «самым громким провалом контрразведки ЦРУ в тот момент» и что «многие наши операции были скомпрометированы и пресечены КГБ либо свёрнуты нами». По оценкам аналитиков ЦРУ, девять агентов, которых Эймс предал 13 июня, было казнено. Комитет по разведке сената позднее выяснил, что сорвалось более двадцати операций. Джон Дойч, директор ЦРУ, сообщил конгрессу, что признания Эймса не только привели к гибели агентов, но и «чрезвычайно осложнили понимание того, что происходило в Советском Союзе в критический момент его истории».

«Год шпиона», как прозвали потом 1985 год, ослепил американскую разведку именно в тот момент, когда Горбачёв пришёл к власти. У Рейгана просто не было источников, позволяющих узнать о происходящем за кремлёвскими стенами. В итоге агенты перемен оказались могущественнее агентов разведки. И благодаря этим силам — знаниям Горбачёва о том, что необходимо его стране, бремени гонки вооружений и желаний Рейгана ликвидировать ядерное оружие — приближалась революция.

Весной 1985 года, в первые дни пребывания на новом посту, Горбачёв лихорадочно работал. Владимир Медведев, начальник службы безопасности Кремля со времён Брежнева, изумлённо наблюдал за ним. «После многих лет болезней и полусонного состояния Брежнева, — вспоминал он, — вдруг — вулкан энергии». Горбачёв работал до часа или двух ночи и вставал в семь утра. В 9:15 он ехал в Кремль в своём лимузине «ЗИЛ». Горбачёв сидел на заднем сиденье, опускал стеклянную перегородку, отделявшую его от водителя и Медведева, делал заметки и звонил с двух телефонов, установленных в машине. «За это короткое время ему удавалось поговорить с тремя-четырьмя людьми, — вспоминал Медведев. — Пока поднимался от подъезда в кабинет, на ходу кому-то что-то поручает, советует, сообщает — ни секунды передышки. По пути он давал конкретные советы военным, гражданским — с кем поговорить, что сказать, на что обратить внимание, на чём настаивать, что игнорировать. Он говорил короткими, точными фразами».[386]

От Горбачёва стагнирующему советскому обществу передалась волна возбуждения. Люди привыкли к цветистым, но пустым официальным заявлениям, они покорно вешали на стены портреты генсеков, конформизм душил дискуссии. Стиль Горбачёва оказался освежающе прямым.[387] Он часто говорил слишком много, проявлял нерешительность в важных вопросах и медленно расставался с прежними установками. Но подлинной движущей силой его начинаний было желание реанимировать общество. Он верил, что открытая дискуссия необходима для сохранения социализма. Он не боялся услышать то, что люди хотели сказать. Он верил в ленинские идеалы, считал, что люди, руководившие страной после Ленина, сбились с пути, и хотел вернуть СССР на верную дорогу. Было бы проще вернуться к прежним привычкам, идти по истоптанным тропинкам, но Горбачёв этого не сделал.