Стимпанк - Пол Ди Филиппо

Неколебимая уверенность ученого – сходная в чем-то с новой бравадой Уолта – вдохновила Эмили. Она ответила:

– Если вы ручаетесь за это приспособление, то я доверюсь ему… и вам, сэр.

Крукс улыбнулся.

– Вот и хорошо. Момент приближается. Дамы и господа, прошу на кушетки!

Бесстрашные аргонавты, готовясь к отправлению в другое измерение, улеглись на подушках, набитых конским волосом.

Эмили кончиками пальцев взяла свою маску, надела ее и завязала. Закрыв ей рот и нос, маска вызвала у Эмили клаустрофобическое ощущение, будто ее заключили в новейший Металлический Погребальный Футляр Фиска.

Она и правда почувствовала себя мертвой – старейшие ее страхи наконец осуществились.

Уолт занял кушетку прямо напротив нее. Эмили перехватила его взгляд, он подмигнул, и ей сразу стало легче.

Солнце светило прямо над головой, шум толпы доносился до Эмили, будто бессловесный гремящий шум прибоя.

Зашипел газ. Эмили задерживала дыхание, хотя ее легкие готовы были лопнуть, но в конце концов не выдержала и сделала вдох.

Сон – трибуна, куда ни кинешь взгляд, по сторонам за рядом ряд Свидетелей толпы стоят.

Осушая последние капли забвения, она услышала щелчок клапана, за которым последовал Громовой Раскат Рока.

Ее прах воссоединился и остался жив. На Атомы ее были наложены Черты, царственные, вобранные, немые.

Она была Созданием, облаченным в Чудо. Это была Мука, величественнее, чем Восторг. Это была… Боль Воскрешения.

Если Смерть была Тире, то сама она, несомненно, противолежащий дефис.

Все еще вытянувшись на кушетке, смутно заметив, что полуденное небо над ней каким-то образом приобрело закатные оттенки – покров из золота и алости, пурпура и опала, – Эмили поднесла дрожащую руку к лицу и попыталась снять маску.

Над ней возникла фигура озабоченного Уолта.

– Погоди, Эмили, разреши мне.

Он снял с нее маску и помог ей сесть. Эмили заставила свои глаза сосредоточиться на их спутниках, которые мало-помалу приходили в себя, приподнимались, кое-как снимали анестезирующие приспособления.

– С тобой все в порядке? – спросил ее Уолт.

– Я… мне кажется, что да. Хотя я словно боюсь признать это тело своим. Что произошло? Мы действительно миновали рубеж смерти?

– Видимо, да. Но давай поможем остальным, и тогда мы увидим то, что увидим.

Вскоре все путешественники уже стояли на ногах, хотя и подгибающихся.

Затем впервые они осмелились поднять глаза и посмотреть за пределы «Танатопсиса».

То, что они увидели, заставило их всех сомнамбулически шагнуть к перилам.

«Танатопсис» стоял на колесах посреди словно бы безграничной абсолютно плоской равнины, окаём которой каким-то образом казался более отдаленным, чем земной горизонт.

И равнину покрывала изумрудно-зеленая, почти светящаяся трава, скошенная, или подстриженная, или благодаря природному самоограничению уподобившаяся ровной бархатистости газонов какого-нибудь Вельможного Поместья. И кроме этой травы, никаких иных примет.

Они стояли, застыв, в растерянном молчании, пока Уолт не разразился громовыми взрывами хохота, за которым последовала восторженная, почти безумная речь:

– О мой милый Боже! Я был прав с самого начала. Как прекрасно, как справедливо, как совершенно. Когда-нибудь какой-нибудь поэт получал более верное подтверждение своих видений? Прошу вас, кто-нибудь… спросите меня, что такое эта трава!

Эмили сказала послушно:

– Что… что такое эта трава, Уолт? Уолт выпятил грудь и задекламировал:

– Спросил ребенок: «Что такое – трава?» и полные ее принес мне горсти. Как мог ответить я ребенку? Я этого не знаю, как и он. Догадываюсь я: должно быть, это флаг моей природы, сотканный иззелени надежды. Еще догадываюсь: это Господа платок, надушенный подарок и напоминание, оброненный нарочно и с именем владельца где-то в уголке, чтоб мы могли увидеть, и заметить, и спросить: «Он чей?» Еще догадываюсь я, что это – единые, иероглифические, не стриженные волосы могил!

Юный Саттон захлопал в ладоши.

– Браво, Уолт! Ты все это видел еще до того, как мы добрались сюда!

Теперь нерешительно заговорил Дэвис:

– В мои расчеты, видимо, вкралась неточность. Совершенно ясно, что это не Бухта Семи Душ.

– Более чем очевидно, – согласился Крукс.

– Мне надо свериться с моими картами в каюте. Без сомнения, такая обширная географическая примета, как эта зеленая пустыня, должна быть на них отмечена, даже если это область Обители Лета incognita[140]. В любом случае тревожиться оснований нет. Как только принцесса Розовое Облачко телепатически определит наше местонахождение, она материализуется здесь и астральными средствами перенесет пас в Замок Кошениль, где мы будем вести беседы с Аристотелем и Сократом, с Чосером и Шекспиром среди прочих бесчисленных духовных светил.

Дэвис с надеждой обернулся к мадам Селяви.

– Вы не могли бы установить контакт с принцессой, дорогая Хрозе?

Мадам Селяви закатила глаза и напрягла свои лицевые мышцы, словно пытаясь выдавить не идеоплазму, а почечный камень.

– Космический телеграф полон помех. Меня подавляет близость стольких духов…

Эмили чуть было не спросила, каких это духов? Но тут заговорил ее брат:

– Кто-нибудь обратил внимание на солнце? Теперь все искоса посмотрели на раздутый оранжевый шар, почти касающийся горизонта. Целых пять минут они не спускали с него глаз, но он не опустился ни на йоту. Слеза обожгла щеку Эмили, и она прервала молчание:

– Спустился сумрак ниже… ниже. Роса не пала на Траву… лишь на моем осталась Лбу… скатилась на мое Лицо. Я знаю этот Свет. Мое настало Умиранье… но не страшусь я это знать.

– Ваше умирание позади, – возразил Крукс. – Это что-то совсем другое.

С этими словами Крукс, сделав видимое усилие, чтобы стряхнуть с себя парализующую слабость, решительно направился к трюму, откуда доносились жалобные крики страусих.

– Остин, Генри, идите помогите мне справиться с птицами, пусть вращают генератор. Мы должны подзарядить гальванические пары на случай, если потребуется безотлагательно вернуться. Мистер Дэвис, вы и мадам, по-моему, должны сосредоточиться на установлении нашего местопребывания и любых предположительных обитателей Обители Лета. Ну а наши два барда… продолжайте сбивать ваши забавные стишки до следующих распоряжений.