Вампир туманов - Кристи Голден

Столько разных чувств теснило ему грудь, столько слов он хотел выпалить – слов о страхе, гневе, одиночестве, тоске. Он долго молчал, наконец заговорил:

– Жажда крови не сравнится ни с чем, она совсем не похожа на голод. Человек блуждает по пустыне, язык его распух, присох к глотке, он ищет малейшую каплю влаги, чтобы утолить это вяжущее ощущение во рту, словно набитом ватой, – это не имеет ничего общего с моей жаждой. Узник заперт в камере, ему неделями не дают есть, он чувствует, как желудок пожирает его изнутри, он гоняется за крысами, залезающими в камеру, он жует солому из матраса, на котором лежит, он гложет собственную плоть – он не знает, что такое голод. И каждую ночь мы просыпаемся такими.

Он обвел рукой ряды могил:

– Мы вылезаем из наших гробов, нор, пещер, из тех мест, где прячемся, как мертвые, потому что мы мертвы, но все еще живы. Мы бросаемся из теней и засад на беспечную путницу и отнимаем более ценное, чем любая самая драгоценная вещь. Мы хватаем ее и совершаем акт, более интимный, чем акт любви. Мы забираем ее кровь и ею живем, Саша. Можешь ли ты хоть отдаленно представить весь ужас этого? И простят меня боги, но это восхитительно!

Джандер впервые рассказал о своих внутренних мучениях – Саша не шевелился, потрясенный горечью и ужасом, заключенным в словах вампира.

Джандер не смотрел больше на Сашу. Его взгляд был отстраненным, затуманенным, обращенным вглубь себя, куда не мог заглянуть священник.

– У молодожена, отправляющегося к возлюбленной в первый раз, лишь слабый намек на наш экстаз. Художник, закончивший шедевр, не может радоваться так, как радуемся мы. Кровь – есть жизнь, и нет ничего прекраснее этого ощущения, когда она вливается внутрь, как в пустой кувшин, и наконец заполняет его. Это ложный восторг, и мы знаем это – знаем – и все равно продолжаем это.

И когда все кончено, и проходят эти мгновения, я смотрю на обескровленное тело, которое сжимаю в руках, и проклинаю себя. О, она еще жива. Я утешаю себя тем, что беру жизнь только тогда, когда должен или когда на это есть причина выше моего понимания. Но я совершил насилие над этой женщиной, и мне стыдно.

А она чувствует жаркие или холодные клыки, проникающие в ее тело, всевластные, она чувствует, как кровь кипит в ее венах, как будто ей вырывают сердце. Она беспомощна, абсолютно бессильна, слабее народившегося младенца. Но и здесь есть кошмарное равновесие. Мы тоже беспомощны. Мы нуждаемся в смертных. Мы можем чувствовать их запах, запах крови, как младенец чувствует теплый запах молока матери. Нас влечет к нему, как морские волны влечет к берегу. И мы не способны сопротивляться. Никто не проклят так страшно, как мы.

Эльф умолк, и Саша решил, что он закончил. Когда же Джандер заговорил вновь, голос его был мягким, спокойным и полным не яростного отчаяния, а искреннего сожаления:

– Когда я дышал, я не был страшным существом. Я был борцом за честь и справедливость. Лесные звери не пугались, почуяв меня. Люди были или братьями, или противниками, женщин я уважал и воздавал им почести. Не ошибусь, если скажу, что мир становился лучше при моем прикосновении.

Теперь я страдаю так, как ты и представить не можешь. Лошади не дают мне сесть в седло. Лесные звери в ужасе разбегаются при моем приближении. Я лишен общества, одинок, моя компания – лишь такие несчастные, как Страд, которому нет до меня дела, а уж мне до него – и того меньше. Солнце, в честь которого называлась моя семья, несет мне смерть. В моем мире больше нет ничего прекрасного. Я живу во мраке и разрушении и несу их всему живому. Сама земля отторгла меня. Смотри, что делает мое прикосновение!

Снова разъярившись, эльф опустил ладонь на траву у могильной плиты. Саша услышал слабый шелест. Когда Джандер через несколько секунд поднял руку, священник увидел на земле мертвые пожелтевшие стебли.

– И Анна…, о Анна! – громко простонал эльф. – Страд уничтожил Татьяну и будет продолжать это. Но жизнь Анны забрал я. И если я заплачу за это предсмертными муками при конце света, этого будет недостаточно. На мне много грехов, Саша. Я всегда признавал это. Но сколько же ран у меня в душе. Сын цыгана, ты поможешь мне? Поможешь отомстить за нее и спасти жизни и души всех тех, кого любишь?

Перед такой мольбой Джандера не устояло бы и самое каменное сердце, а Саша был добр. Он сражался со злом больше половины своей жизни, рыскал в ночных тенях, служивших убежищем повелителя бессмертных, вбивая колья в их сердца, отрезал им головы, чтобы они никогда больше не смогли подняться. Помощь Лейл облегчала эти муки, но ненамного.

Теперь Джандер хотел, чтобы он напал на самого могущественного вампира страны. Саша устал. Разве он мало сделал? Наступит ли для него покой? Неужели он никогда не сможет без оглядки обнимать свою любимую Катю ночью, и его не будут пугать воспоминания и ночные кошмары?

Нечто пострашнее воспоминаний и кошмаров таилось во мраке Равенлофта. Он не мог знать это и не попытаться что-нибудь сделать.

Саша закрыл глаза.

– Хорошо, – наконец сказал он. – С чего мы должны начать?

Лейл ожидала Сашу в его комнате, усевшись на кровать и подобрав ноги. Она приготовила горячий пунш, чтобы он смог согреться после кладбищенского холода, и, не говоря ни слова, протянула ему стакан. Он молча взял и выпил его.

– Наверно, ты видела, гм, эльфа, – наконец устало произнес Саша, откидываясь на подушки и прикрывая глаза рукой.

– Так, значит, вот как они выглядят. Я видела его. И еще видела, что он не отбрасывал тени и что лицо его было в крови.

Она старалась не выдавать волнения, но не могла оставаться спокойной.

– Во что ты впутался, Саша Петрович? Я была уверена, что мы должны убивать этих тварей, а не болтать с ними на кладбище!

Саша не хотел ничего рассказывать ей, но Маленькая Лиса и так уже слишком много знала. Будет еще хуже, если она решит «помогать» без его ведома. Тогда все может стать гораздо, гораздо хуже и очень, очень быстро. Он глубоко вздохнул.

– Вампира зовут Джандер Санстар. Много лет назад он спас жизнь моему отцу. Он вроде друга нашей семьи. – Саша грустно улыбнулся:

– Он живет вместе с графом Страдом наверху, в замке.

– Вот это здорово, – наморщила носик Лейл. – Вампир и безумный колдун! Хорошие у тебя друзья, Саша!

– Лейл! – священник старался сдержаться, но, как всегда, рассмеялся ее непосредственности, и стал понемногу успокаиваться. «Именно вино мне и нужно», – подумал он, отхлебнув еще раз из стакана. Лейл не проведешь, она как будто знает, что ему нужно, еще до того как он сам это поймет.

– Ну, не совсем так, – продолжил он. – Джандер настроен против Страда. И похоже, что повелитель Баровии – тоже вампир.

Он внимательно и с тревогой следил за выражением ее лица. Она выгнула бровь:

– Если они оба вампиры, почему же Джандер его ненавидит? – Тебя это вовсе не пугает?