Богоматерь лесов - Дэвид Гутерсон

Оленей не было. Впрочем, он и не надеялся их встретить. Звезд было не видно, небо затянула плотная пелена облаков. Том вскинул винтовку и выстрелил в облака. Звук выстрела прокатился по холмам. Этот звук оставил в небесах дырку, пусть и совсем маленькую, но все-таки дырку. Хоть какая-то радость. Хоть какой-то толк от винтовки. Он любил это волшебство. Оружие давало ему власть над смертью, а это что-нибудь да значило. По крайней мере, можно было убедить себя в этом. Себя и весь мир, но, конечно, не Бога, потому что Бог знал правду. Несмотря на это, он выстрелил еще раз, получив почти такое же удовольствие, как от первого выстрела. Пожалуй, с этим можно было сравнить лишь то наслаждение, которое он испытывал, когда удавалось чисто свалить большое дерево. Когда он еще был хозяином жизнеспособной компании, он всегда стремился доводить всё до совершенства, словно работать иначе было просто невозможно. Он действовал пилой как скальпелем: делал аккуратный пропил ствола со стороны, противоположной направлению валки, и принимался плавно, слой за слоем, вгрызаться в дерево. Растягивая удовольствие, он старался как можно дольше не дать дереву упасть. Наконец наступал решающий момент. Он выключал пилу, отходил назад и, надвинув шляпу на лоб, смотрел, как, покачнувшись, дерево начинало медленно падать, умирая у него на глазах. Ради этого восхитительного ощущения он готов был снести под корень весь лес, и это занятие никогда бы ему не приелось. Ему нравилось смотреть, как падает дерево, как на его месте в столбе солнечного света пляшут мошки; нравилось определять, куда оно упадет, и направлять его так, как удобно ему, Тому. Это было то, что он умел, и теперь это было никому не нужно.

Он ехал в город по извилистым, нагоняющим дремоту дорогам, проложенным Управлением лесной охраны. Дождь стал таким мелким, что походил на туман, легкую, пропитанную углекислым газом дымку. Он не падал с неба, а просто оседал на ветровом стекле, и дворники едва успевали счищать его. У Южной развилки Том притормозил на обочине, чтобы выкурить сигарету, стоя на берегу реки и наблюдая, как бежит вода. «На рыбалку ехать еще нельзя, — подумал он, — вода поднялась слишком высоко».

На шоссе он повернул на север и остановился у мини-маркета, где, выстояв очередь, купил кофе и два хот-дога. Все буррито, жареные цыплята, наборы для растопки, канистры с бензином, туалетная бумага и моторное масло были распроданы. В туалете стояла огромная очередь, пол был мокрый и грязный. У колонок на заправке выстроилась вереница машин, очередь жилых автофургонов стояла и у цистерны с пропаном. Кассирша, Сьюзен Роадс, сказала: «Наверное, это безумие пойдет магазину на пользу, но знаешь, Том, честно говоря, у меня просто голова идет кругом», — и протянула ему сдачу, стараясь не касаться его пальцев и не глядя ему в глаза. Том поел, пристроившись возле своего грузовика, и решил вернуться в одиннадцать, чтобы побриться, — в данный момент бриться в туалете мини-маркета было слишком эгоистичной затеей. Может быть, к одиннадцати суета немного уляжется, а пока ему предстояло как-то убить время. Пристроившись за вереницей машин, он поехал по главной улице к закусочной Джипа — на его счастье, стоянка рядом с ней была открыта, хотя и превратилась в сплошную грязную лужу, — и заглянул в свой почтовый ящик. Счет за медицинскую страховку, счет за лечение, счет за анализы, счет за электричество, письмо с угрозами из налоговой службы, выписка с банковского счета — этот конверт его так и подмывало открыть — и три рекламных проспекта. Том сунул все обратно в ящик, словно так он избавлялся от счетов навсегда, взял пакет с грязным бельем и зашагал к корейской прачечной самообслуживания. Раньше она называлась «Прачечная Норт-Форка», но нынешний владелец дал ей новое название — «У Кима». Зачем? Чем ему не угодило прежнее? Какие тайные чувства или законы бизнеса заставили Кима поменять его, ведь это стоило денег? Была ли то спесь и желание бросить вызов, как у евреев? Надо было отдать Киму должное, с его появлением здесь стало гораздо чище. С подоконников исчезла застарелая грязь, а линолеум был натерт мастикой. Самого Кима Том видел только раз: маленький, опрятный человечек, он пришел забрать деньги, а потом стал подметать пол шваброй. Делая вид, что читает журнал, Том отметил его азиатскую расторопность. Ким со своей шваброй подвигался все ближе, пока не оказался совсем рядом. Он поднял свое бесстрастное скуластое лицо, и их взгляды встретились. Оба поспешно отвели глаза. Обычно же Ким был невидимым. Он вполне мог бы жить в Тимбукту. У него наверняка целая сеть таких прачечных в разных местах — знай себе собирай денежки. А может быть, подумал он, Ким, миссис Ким, Пин и Джабари по пятницам вместе играют в маджонг и, прихлебывая чай из женьшеня и покуривая кальян с опиумом, обсуждают, как окончательно прибрать к рукам город. Кто их знает! Или раздеваются и вчетвером принимают позы из Кама-сутры: «переверни блин», «верблюд с тремя горбами», «вокруг света», «тигр, готовящийся к прыжку»…

У Кима тоже было полно народу. Стиркой занимались сплошь приезжие. Местные жители попрятались, как крысы в норы. В прачечной не было ни одной привлекательной женщины. Тому нравилось смотреть на мокрые бюстгальтеры, перепутавшиеся с другими вещами, которые перекладывали в сушильную машину. Ему нравилось слушать, как пряжки бюстгальтеров негромко постукивают о барабаны сушилок. Запах свежевыстиранного белья напоминал ему о сексе: по вечерам Элинор обычно принимала душ и ложилась в постель в чистой ночной рубашке, свежая и душистая. В былые времена в их супружеской жизни была бездна подобных приятных мелочей. Но здесь, в прачечной, все женщины были на удивление нехороши собой. Не было ни одной, которая могла бы возбудить его. Том нашел свободную машину, бросил в нее несколько монет по двадцать пять центов и запустил стирку белого белья. «Сегодня Ким сделает целое состояние», — подумал он. Посмотрев на часы, он решил сходить в «Большой трюм».

Перед работой он мог позволить себе не больше двух кружек пива. Если потом проветриться, то три. Смена начиналась в полночь, и к этому времени он должен быть в полном порядке. Том надеялся, что в «Большом трюме» будет поспокойнее, но здесь было полно приезжих. Почитатели Пресвятой Девы, по-видимому, тоже были не прочь выпить. И посмотреть футбол. Разве это грех? «Рейдеры» обошли «Мустангов» на два тачдауна и гол с игры. Приезжие пытались болеть за «Мустангов», местные в пику им захватили оба стола для бильярда — хоть маленькая, да победа. Том сел за столик и стал с нетерпением поджидать Тэмми Бакуолтер. Почему-то именно сегодня его томило желание. Оно возникло внезапно — впрочем, разве подобное можно предвидеть заранее? Тут уж ничего не поделаешь. Он наблюдал, как растрепанная Тэмми обслуживает столики, покачивая располневшими бедрами. Том видел, что она демонстративно игнорирует его; она разносила пиво, вытирала столики и принимала деньги, делая вид, что не замечает его присутствия. Что говорило об обратном. Она знала, что он здесь. Наконец чувство долга одержало верх, и она подошла к нему с подносом в руке и с выражением преувеличенного отвращения. Ее пухлый живот слегка торчал над поясом джинсов, и это показалось ему страшно соблазнительным. Память плоти имеет собственную кинетическую энергию, свой внутренний импульс, и он почувствовал, что ему снова хочется переспать с Тэмми, но сделать это не торопясь, с чувством, с толком.