"Империя!", или Крутые подступы к Гарбадейлу - Иэн Бэнкс

Ответа у него нет.

— Ну, — мямлит он после паузы, — где-то же мне нужно жить.

— Успокойся, возьми себя в руки, — говорит она с издевкой. — К чему такая бурная реакция?

— Извини, — говорит он, — я не то сказал. Просто… А как насчет тебя? Ты бы согласилась переехать?

— Только туда, где есть университет и горы, — отвечает она не задумываясь. — Глазго, Эдинбург, Данди, Абердин. В Европе сгодится любое место вблизи Альп. Или, к примеру, Осло. В Штатах — Колорадо. Есть куча мест. А что?

— Проверка.

— Как ты понимаешь, нет никаких гарантий, что я предложу тебе перебраться ко мне.

— Догадываюсь.

— И тем не менее, Олбан, ты не хочешь меня потерять, — негромко произносит она и смотрит на него так долго, что потом ей приходится слегка выруливать.

— Это правда, — говорит он, — не хочу.

Боковым зрением он видит ее профиль. Ему дорога эта женщина, понимает Олбан, но как с ней объясниться, чтобы это не прозвучало слишком робко или слишком трезво? У него никогда не было безумной любви, даже, по большому счету, к Софи. Софи — это далекое прошлое, но то, что было между ними, случилось в юном возрасте, в период становления; вот она и стала для него точкой отсчета — ложной, зыбкой, безнадежно скомпрометированной, — по которой он до сих пор сверял отношения с женщинами, хоть сколько-то ему небезразличными.

И все же нет — он не хочет потерять Верушку.

— А что? — спрашивает он. — Мне грозит опасность тебя потерять?

— Нет, — отвечает она. — Насколько я понимаю, не грозит. Но не знаю, что будет после этих выходных, когда ты увидишься со своей старой подругой, давно утраченной возлюбленной, которая в незапамятные времена лишила тебя невинности. — Она поворачивается к нему с невеселой, даже грустной улыбкой и добавляет: — А особенно тревожит меня то, что ты и сам, похоже, этого не знаешь.

— Наверно, потому и психую, — признается он.

— Правда?

В ее голосе звучит озабоченность. Он поглаживает себя по животу через рубашку:

— Правда.

— Оно и видно, — поддразнивает Верушка. — Все будет хорошо. Думаю, ты с пользой проведешь время. Убедишь родственников, что вам всем нужно вступить в Шотландскую социалистическую партию, а «спрейнтовских» грабителей вымазать дегтем и обвалять в перьях, чтобы никакой капитализм не помог, — и пусть катятся к себе в Калифорнию. Софи приедет с милейшим спутником жизни и с близнецами, которых держит в секрете уже целый год; она поблагодарит тебя за приобщение к миру страстей и призовет не останавливаться на достигнутом; ты прекрасно поладишь с ее муженьком — и так далее и тому подобное дерьмо. Даже твоя бабушка будет очень ласкова.

— Она часто бывает ласкова. Если на то есть веская причина.

— Не переживай. Как-никак родная кровь.

— «Не переживай», — передразнивает он, бормоча себе под нос. — Действительно, пахнет кровью.

На подъезде к деревне Слой, что у подножья горы Квинаг, Верушка и Олбан съезжают с магистрали и делают правый поворот, спускаясь по пологому склону к озеру Лох-Гленкул, потом огибают еще одно озеро, Лох-Бииг, и приближаются к огромному поместью Гарбадейл.

Они въезжают через парадные ворота, минуя сторожку. Олбан смотрит назад, на воды озера, горбатый мостик через реку Гарв и тропу от дома к оконечности озера. «Форестер» шуршит колесами по гравию подъездной аллеи, между двумя рядами кедров сорта «красный западный».

— Обалдеть, — говорит Верушка, положив подбородок на рулевое колесо, и вглядывается сквозь высокие деревья, привлеченная видом особняка в конце извилистой аллеи.

Возникшее впереди здание залито солнечным светом. У входа припарковано около дюжины машин и парочка белых фургонов. Они въезжают в тень южного крыла и опять выезжают на солнце.

— Эгей, вон он, домик-то, стоит ешшо, — дурачится Олбан.

— Ну и уродство — монстр какой-то, — вырывается у Верушки. — На кой черт нужно было столько башен?

— Дом выставлен на продажу, — сообщает ей Олбан. — Тебе ведь всегда хотелось иметь пристанище в здешних местах. К особняку также прилагаются собственные горы. Так что милости просим обращаться с предложениями.

— Нет, — отвечает она, вклиниваясь между двумя рейнджроверами. — Благодарю вас, но я искала что-нибудь попросторнее.

— О, я разочарован, но могу вас понять.

— Олбан! Хэлло! Прекрати, сделай милость! Соблюдай приличия. Хотя бы в доме.

— Привет, кузен! — Олбан поднимает руку. — Привет, детвора!

У порога их встречает Гайдн — семья полагает, что он лучше других способен избежать путаницы в организации приема и размещения гостей, при том что в доме есть управляющий, который с легкостью решает подобные задачи. В холле носятся четверо или пятеро детей неопределимого пола, ростом по пояс взрослому человеку: они скачут по лестнице, обегают большой тяжелый восьмиугольный стол, шмыгают туда-обратно через входные двери. Олбан наблюдает за их перемещениями, еще не опустив руку, поднятую в приветственном жесте, который остался без ответа. Он пожимает плечами.

Гайдн, моргая из-под очков, таращится на освещенную льющимся сквозь витражи солнцем Верушку, которая стоит на высоких каблуках, заложив руки за спину, и улыбается.

— А вы, должно быть…

Гайдн заглядывает в свою папочку, вороша страницы.

— Все в порядке, мне комната не нужна, — говорит ему Верушка, приближаясь и протягивая руку:

— Меня зовут Верушка Грэф. А вы, наверное, Гайдн. Рада познакомиться.

— Гайдн. Очень приятно. Значит, вы без ночевки?

— Я у вас проездом.

— Зато я — с ночевкой, — приходит на помощь Олбан, следя за тем, как двое рабочих перетаскивают поближе к лестнице большую пальму в тяжелой кадке и с кряхтением волокут наверх, осторожно перешагивая со ступени на ступень.

— Да-да, — подтверждает Гайдн, еще раз сверившись со списком. — Сначала хорошую новость или плохую? — обращается он к Олбану, но тут же переводит удивленный взгляд на Верушку. — Проездом? — недоумевает он. — Куда же?

— Дальше на север, — отвечает Верушка. — Ведь здесь у вас юг — Сазерленд.

— М-да, — говорит Гайдн, снимая колпачок с авторучки, чтобы вычеркнуть имя и фамилию Олбана. — Но это название придумали еще викинги.

— Они же придумали назвать Гренландию «зеленой страной», — подхватывает Верушка, разглядывая потолок, украшенный деревянной резьбой в виде геральдических щитов и свисающих золоченых кистей, напоминающих гигантские сосновые шишки. — Викинги — что с них взять.

— Выкладывай плохую новость, Гайдн, — требует Олбан, ставя сумку на паркет.

— Ты в одной комнате с Филдингом.

— Он в курсе?