Цвет твоей крови - Александр Бушков

– Ну это мы еще посмотрим, – сказал Грайт. – В конце концов, от нас потребуется продержаться до тех пор, когда сможем вооружить и обучить обычное войско. Для этого потребуется время, но все же не целая жизнь. Можно еще, пока соседи не успели проникнуть в суть дела, самим нанести по ним такие удары, чтобы зареклись на нас нападать и опомнились очень не скоро. Многое можно придумать, члены Братства, когда-то служившие в войске, разные варианты придумывают.

– Хорошо, не будем больше о военных делах, – сказал Знахарь. – Перейдем к лекарским. Ты сам прекрасно знаешь: ватаки покончили и с эпидемиями, и с серьезными хворями из тех, что либо убивают больного, либо превращают его в калеку. Подарили нашим лекарям великое множество разнообразнейших лекарств и обучили ими пользоваться. Сколько эпидемий прокатывалось в прошлом и сколько жизней они уносили… От некоторых у наших лекарей вообще не было лекарств, а от некоторых они помогали, но плохо, и половина заболевших не излечивалась. Что далеко ходить, ты сам мальчишкой застал нагрянувшую в ваши места синюю потрясучку. Сколько тебе тогда было, девять?

– Восемь.

– Помнишь?

– Такое не забудешь, – сумрачно сказал Грайт. – Все семейство со слугами затворилось в замке, неделю вокруг него сплошной полосой днем и ночью горели костры: когда кончились дрова, извели всю мебель начисто, занавески, портьеры, постельное белье, даже часть одежды – все, что могло гореть. Замок был пуст, как пустая бутылка в кабаке, дедушка даже бросал в костры наименее ценные книги из библиотеки – тут уж было не до почтения к печатному слову… Хорошо еще, были запасы провизии. И ведь помогло, хвороба в замок не прорвалась, не сумела, как обычно, преодолеть высокое пламя. Помню, как в деревне чуть ли не кучами лежали мертвые, как их потом сжигали на кострах…

– Вот видишь… – сказал Знахарь. – А от бешеницы и смешливой смерти не спасало и пламя, вообще ничего не спасало. В иных городах вообще не оставалось живых… А ползучая плесень? А… Ну ты знаешь. Лекарства ватаки приносят из своего мира, люди их делать сами не умеют. Я не один год пытался, как и многие, изучить их состав, – он кивнул в сторону ближайшего стеллажа. – И оставил всякие попытки, как и остальные, – мы просто не понимаем, что там за ингредиенты, не говоря уж о том, чтобы самим получить подобное. Теперь – об инструментах ватаков. С ходу не перечислить, сколько они подарили разнообразных инструментов, облегчив труд превеликого множества мастеровых. Молодые и не представляют, что можно работать иначе, старинными орудиями. И множество вещей, невероятно облегчивших жизнь людям. Ты никогда в жизни не брился обычной бритвой, не чистил одежду обычной щеткой. Новые бритвы, щетки, кипячение воды, камни для прикуривания трубок, метлы, стирка… Всего не перечесть. Люди, от дворян до последних крестьян, очень уж привыкли к дарам ватаков. Все это они опять-таки приносят из своего мира, мы не то что не умеем сами делать такие вещи – мы просто не понимаем, как они работают. Ватаки несказанно облегчили нашу жизнь, одолели болезни, избавили от войн…

– Послушать тебя, ватакам нужно сапоги целовать, – усмехнулся Грайт. – Знахарь, ты всю жизнь прожил горожанином, а я вырос в деревне, сызмальства знаком с жизнью крестьян. Ну да, справный хозяин умеет заботиться о животине и птице: хорошо кормит, лечит, содержит в холе… до той поры, пока не придет пора резать. Так и ватаки. Они себя показали справными хозяевами, заботятся о домашней скотине – берегут от болезней, от войн, голода. А потом все равно режут…

– Неудачное сравнение, – спокойно возразил Знахарь. – Ничего общего. Это в деревнях в сезон сбора урожая режут весь скот, кроме молочного и того, что оставляют на расплод. Это и я знаю, хотя в деревне не рос и почти там не бывал. Ватаки всего-навсего запретили общую грамотность, не посягая на все остальное. Если подумать, это затронуло ничтожную часть людей. Крестьяне и до того были неграмотными за редчайшими исключениями. Да и у мастеровых и всех прочих низших грамотность была не в чести. В том числе и у дворян – и до Вторжения их было много неграмотных. Что далеко ходить, ты сам когда-то рассказывал, что твой старший брат не пожелал учиться грамоте, как многие, считал, что это не дворянское дело… Поголовно грамотными были лишь купцы, чиновники, мастера некоторых цехов, лекари и, конечно, ученые. Но все они и сейчас не бедствуют… да и ученые не перевелись окончательно. А то, что некоторые науки пришли в упадок, большую часть людей оставило глубоко равнодушными.

– Жребий и Поварни, – бесстрастно сказал Грайт.

– Да, разумеется… Но так ли уж они страшны для подавляющего большинства людей? Я давно уже сделал расчеты. Понимаю, ты в силу известных причин не можешь освоить математику, но должен прекрасно знать значение слова «неизмеримо». За тридцать лет число тех, кто подвергается Жребию, нисколько не увеличилось, остается прежним. И оно неизмеримо меньше тех, кто за год погибал от вражеских нашествий, эпидемий, голода. Неизмеримо! Так что Жребий можно рассматривать и как неизбежную плату за благополучие большинства. Своего рода стихийное бедствие вроде наводнений, ударов молнии в грозу и градобития… вот, кстати, о посевах. Кроме лекарств для людей, ватаки покончили и с хворями растений, плодовых деревьев, больше нет тех катастрофических неурожаев, что раньше часто вызывали голод, от которого, случалось, вымирали не то что деревни – целые провинции. Я подвожу к нехитрой мысли: свержение ватаков и уничтожение Моста вызовет неизмеримо больше жертв, чем Жребий и все ему сопутствующее. Это не голословные утверждения, все легко подтвердить расчетами, и они у меня есть. Тебя они не убедят из-за твоего незнания математики, но многие ее знают… Свинцовый Монумент, мы часто, много и охотно повторяем, что нами движет забота о благополучии людей. Но мы никогда не интересовались мнением самих людей, а ведь у слишком многих будет свое мнение на этот счет, отличное от нашего! Что будут думать лекари… и все остальные, когда лишатся лекарств? Крестьяне – эликсиров от болезни растений, деревьев и домашней скотины? Мастеровые и крестьяне – инструментов? Купцы – летающих лодок? Неужели поставят памятники членам Братства и воздадут ему хвалу? Подозреваю, будет как раз наоборот, и противников будет слишком много, чтобы истребить их поголовно… И, наконец, еще одна позабытая угроза. Мятежи. Вместе с войнами, эпидемиями и голодом вернутся и мятежи. И вовсе не те, что будут направлены против нас, – хотя я уверен, что случатся и такие. Вся история человечества пестрит разнообразными мятежами, часто приносившими не меньше жертв и разрушений, чем большие войны. Вот какие забытые напасти к нам вернутся – войны, эпидемии, голод, мятежи. Не лучше ли ради блага людей ограничиться нынешними, неизмеримо меньшими жертвами?

Покосившись вправо, я видел, что Алатиэль уставилась на Знахаря с нешуточной ненавистью. Ее пальцы касались голенища, за которым прятался засапожник, но она дисциплинированно молчала, не получая приказов от Грайта. Что до меня, я без труда отыскал аналоги в нашей недавней истории – без особого труда и малейших натяжек. Этот Знахарь – классический меньшевичок. Соглашатель. Существующий порядок плох, но не стоит на него покушаться из опасения еще больших потрясений. У нас эта точка зрения не прошла – а вот в Германии социал-демократы, тамошние меньшевики, из тех же побуждений расчистили дорогу Гитлеру. За что вскоре и поплатились…