Без дна - Жорис-Карл Гюисманс

Теология учит, что прообразом мессы в том виде, в каком ее служат сейчас, является Христова жертва, однако жертва славы — совсем другое дело. Это в какой-то степени месса будущего, торжественная литургия, которая будет совершаться на земле с воцарением божественного Параклета. Эту жертву возносит Богу духовно возрожденный человек, искупленный откровением Святого Духа, Духа Любви. Поэтому человеческое существо, чье сердце было таким образом очищено и освящено, непобедимо, и силы адовы не одолеют его, если оно прибегнет к этой жертве, чтобы рассеять духов Зла. Это, видимо, и объясняет могущество доктора Иоганнеса, чье сердце соединяется в этом таинстве с божественным сердцем Христа.

— Объяснение не вполне понятно, — заметил звонарь.

— Тогда следует признать, — развел руками Дез Эрми, — что Иоганнес находится на более высокой ступени совершенства и опережает свое время, являясь апостолом животворящего Духа Святого.

— Так оно и есть, — решительно подтвердил астролог.

— Пожалуйста, передайте мне пряник, — попросил Каре.

— Эти пряники едят так, — сказал Дюрталь. — Отрезают ломтик, потом берут такой же тонкий ломтик обыкновенного хлеба, мажут оба кусочка маслом и кладут один на другой. Попробуйте, а потом скажете, почувствовали ли вы изысканный вкус лесных орехов.

— Но как поживает доктор Иоганнес? — спросил Дез Эрми. — Я ведь его целую вечность не видел.

— С одной стороны, хорошо, с другой — ужасно. Он живет у друзей, которые его почитают и боготворят. В их кругу он отдыхает от невзгод, которые на него обрушились. Все было бы замечательно, если бы ему не приходилось чуть ли не ежедневно отражать магические посягательства на его жизнь со стороны римских иерархов.

— Но почему?

— Долго объяснять. Иоганнес послан Небом, чтобы превозмочь ухищрения сатанистов и, уничтожив эту заразу, проповедовать пришествие Христа во славе и божественного Параклета. Поэтому в интересах дьявольской курии, окопавшейся в Ватикане, избавиться от человека, чьи молитвы снимают их заклятья и отводят наведенную ими порчу.

— Надо же! — воскликнул Дюрталь. — А как, если не секрет, бывший священник предвидит и отбивает эти колдовские посягательства?

— Никакого секрета нет. О нападении его предупреждают полет и крики некоторых птиц. Соколы и ястребы служат ему верой и правдой, они для него что-то вроде часовых. По тому, летят они к нему или от него, направляются на восток или на запад, испускают один крик или несколько, он узнает о часе атаки и после этого держится настороже. Как доктор мне однажды объяснил, ястребы очень легко подпадают под влияние духов, и он использует их, как гипнотизер — сомнамбулу или как спириты — доски и столы.

— Они словно телеграфные провода для магических депеш, — подхватил Дез Эрми.

— Вот именно! Этот способ не нов, орнитомансия, гадание по птицам, имеет многовековую историю. О ней упоминается в Священном Писании, а в Зохаре отмечается, что полет и крики птиц предупреждают знающего человека о многих вещах.

— Но почему из всех пернатых предпочтение отдается ястребу? — поинтересовался Дюрталь.

— Дело в том, что с давних пор эта птица связана с колдовством. В Египте бог с головой ястреба ведал тайнами иероглифов. В древности египетские жрецы, готовясь к магическим ритуалам, съедали сердце и выпивали кровь этой птицы. И сегодня еще африканские колдуны украшают свою прическу ястребиным пером. А в Индии эти пернатые всегда почитались как священные.

— Как же ваш друг выкармливает ястребов и где их держит — ведь они, что ни говори, хищники? — спросила госпожа Каре.

— Он их не выкармливает и нигде не держит. Ястребы свили себе гнезда на обрывистых берегах Соны, рядом с Лионом. Когда надо, они сами к нему прилетают.

Окинув взглядом уютную столовую и вспомнив те удивительные беседы, которые они в ней вели, Дюрталь в который уже раз подумал: «Все-таки какими далекими кажутся отсюда, с высоты этой башни, мысли и язык современного Парижа!»

Вслух же сказал:

— Все это переносит нас в Средневековье!

— И слава богу! — воскликнул Каре, поднимаясь, чтобы идти звонить.

— Ну что же, пожалуй, ты прав, — согласился Дюрталь, — в наше грубое, материалистическое время очень странными, почти нереальными представляются эти магические сражения в беспредельном пространстве над городами, сражения, которые разворачиваются между лионским священником и римскими прелатами.

— А во Франции — между тем же священником и розенкрейцерами вкупе с каноником Докром.

Дюрталь вспомнил, что госпожа Шантелув уверяла его, будто розенкрейцеры пытались наладить сношения с дьяволом и проникнуть в тайну приготовления колдовских зелий.

— Вы думаете, что розенкрейцеры занимаются сатанизмом? — спросил он у Жевинже.

— Хотели бы, да не знают, с какой стороны подступиться, — вся их практика сводится к чисто механической имитации нескольких операций с гипнотическими токами и ядами, которым их обучили три брахмана, приехавшие несколько лет назад в Париж.

— Я очень рада, что не замешана во все эти дела, они внушают мне ужас. Слава богу, я могу молиться и жить в душевном покое, — бросила госпожа Каре и, распрощавшись с гостями, отправилась спать.

Дез Эрми, как обычно, занялся кофе, Дюрталь пошел за стопками, Жевинже набил свою трубку. Когда колокольный звон утих, словно впитанный порами стен, Жевинже глубоко затянулся и сказал:

— В Лионе я провел несколько прелестных дней в семье, приютившей доктора Иоганнеса. После пережитых мною потрясений для меня было ни с чем не сравнимым благом выздоравливать в обществе таких славных людей. Кроме того, Иоганнес — один из ученейших богословов и знатоков оккультных наук, которых я когда-либо встречал. Никто, если не считать его антипода, этого ужасного Докра, не проник так глубоко в сокровенное учение сатанизма.

Можно даже сказать, что на сегодня во Франции они единственные преступили порог земного и получили определенные результаты в области сверхъестественного, каждый в своем роде, разумеется. Но кроме интересных бесед, которые он вел с таким удивительным искусством и знанием дела, даже когда речь шла о спорных вопросах астрологии, — а в них я и сам дока! — Иоганнес восхищал меня красотой своих суждений о будущем преображении человечества. Клянусь вам, это настоящий пророк, посланный на землю Всевышним для страданий и славы.

— Хорошо бы, если так, — Дюрталь улыбнулся, — но учение о Параклете, если я не ошибаюсь, — это не что иное, как стародавняя ересь Монтана, решительно осужденная Церковью.{67}

— Да, но здесь все зависит от того, как представлять себе пришествие Параклета, — вступил в разговор вернувшийся в столовую звонарь. — Ведь о Параклете говорит и правоверное учение святого Иринея, святого Юстина, Скотта Эригены, Амори Шартрского, святого Дуцина, такого удивительного мистика, как Иоахим Флорский.{68} В Параклета верило все Средневековье. Признаюсь, эта вера захватывает и меня. Я так страстно желаю, чтобы она оправдалась. Да и то сказать, — Каре сел и скрестил на коленях руки, — если третье царство — всего лишь иллюзия, какое тогда утешение остается христианам перед лицом всеобщего смятения в этом мире, который только заповеданное Спасителем милосердие не позволяет нам ненавидеть?