Тингль-Тангль - Виктория Платова

– Тебе было хорошо? – шепчет Ямакаси, и еготатуировки подхватывают шепот, множат его, раскидывают над Васькой шатер излистьев, солнц и геометрических фигур.

– Ты еще спрашиваешь…

– Скажи, ведь с тобой никогда такого не было, правда? Ниодин мужчина не был с тобой так, правда?

– Правда. Ни один. Ты удивительный.

– Я знаю.

Ямакаси улыбается, и блеск его зубов пронзает темноту, какпрожектор одинокого маяка, выхватывая из нее осколки никому не нужныхскульптур, надо бы выбросить к чертям всю эту рухлядь, Ямакаси прав, рассеяннодумает Васька, надо выбросить все и оставить только лошадь Рокоссовского, иначена чем будет висеть его рюкзак?

Раньше он висел на стремени, потом переместился на лукуседла, и Васька точно знает, что к бесполезным вещицам в нем прибавилсяпистолет с четырнадцатью патронами. Ямакаси даже сказал ей, как называетсясмертельная игрушка – ЗИГ-Зауэр, вроде бы именно это название выбито на стволе,страна производства – Швейцария, но так ли уж важна страна производства пистолетаЗИГ-Зауэр? страна, где произведен Ямакаси, волнует Ваську больше всего…

А вот и нет, вот и нет.

Ее не волнует страна, где был произведен Ямакаси, и неволнует страна, которая была указана на бирке ручной клади, и настоящее имяЯмакаси тоже не так уж важно. Важно, чтобы то, что было между ними сейчас, незакончилось. Не перешло в разряд тупого механического секса, которым они до сихпор занимались. И что делать с порномультяшками? И что делать с Шабролем?…

Одна лишь судьба ведьмы просматривается более-менее ясно.

– Так будет всегда, кьярида, – ясновидец Ямакасиосторожно укладывает Васькину голову на ту сторону своей груди, где нетсердца. – Так будет всегда.

– Ты обещаешь?

Вместо ответа он снова улыбается, и снова блеск его зубов,подобно одинокому маяку, выхватывает из темноты скульптуры и самую главную,самую первую из них – лошадь Рокоссовского.

– Давай спать. Завтра будет длинный день. Длинный итрудный.

Завтра все должно решиться.

Все.

Васька уже готова смежить веки, но что-то останавливает ее.

Рюкзак.

Гипсовая лука седла была пуста, а еще вчера рюкзак висел наней. Так куда же он подевался? Васька периода Шаброля и порномультяшекобязательно бы подумала: ну вот и все, решил смотаться, сукин сын, потому иэвакуировал вещи,но, кажется, сейчас все изменилось? А раз так – значит, всемунайдется объяснение.

– Куда ты дел рюкзак, милый?

– Ты успела по нему соскучиться? – голос у Ямакасисовсем не сонный.

– Нет, правда…

– Я его выбросил. Ни одной ценной веши там не было, тыже знаешь.

– Откуда мне знать?

Вместо ответа он еще крепче прижимает Ваську к себе: зачемпонапрасну сотрясать воздух, кьярида, когда нам обоим известно, что ты пасласьв рюкзаке неоднократно; и я бы сильно удивился и расстроился, если бы это былоне так.

Плеер без наушников и колокольчик без языка, потертыекитайские шары (за всю жизнь Васька не видела ни одного идиота, который вертелбы их в руках), зажигалка «Зиппо» (в ней все равно не было кремня), отстойныезубочистки и ватные палочки для ушей; нож-выкидушка, годящийся только для того,чтобы срезать им картофельную кожуру, – Ямакаси прав, все это не стоит ниодного доброго слова, зато Васька подсуетилась и успела выцепить календарь. Онаи сейчас с ним не расстается: календарь лежит в заднем кармане ееджинсов, – правда, со времен тосканского дебюта на лицевой стороне, Васькастарается в него не заглядывать.

Пистолет.

Вот что было самым ценным в рюкзаке, неужели Ямакасипозабыл?

– А пистолет?

– С ним все в порядке.

– Ты его перепрятал?

– Скажем, переложил в другое место.

В подтверждение своих слов он приподнимает край подушки –пистолет находится там, он повернут дулом в Васькину сторону. Не слишкомприятное соседство.

– Отверни его.

– Боишься, что выстрелит?

– Отверни.

Ямакаси послушно исполняет просьбу и снова обнимает Ваську,прижавшись к ней всеми своими татуировками – теперь тебе не вырваться, кьярида;странно, но за последние несколько минут что-то неуловимо изменилось. Вернее,вернулось к истокам: тело Ямакаси, обещавшее Васькиному телу абсолютнуюсвободу, теперь снова похоже на клетку – и даже больше, чем когда-либо.Невесомый шатер из листьев, солнц и геометрических фигур самым неожиданным,предательским образом трансформировался в склеп, и нужно приложить известноеусилие, чтобы выбраться из него. Закрыв глаза, Васька бродит по склепу впоисках выхода. Ничего похожего найти пока не удается, склеп слишком велик, нои падать духом тоже не стоит – расстояния всегда меньше, чем кажутся.

Так говорил ей Ямакаси, но он – по другую сторону склепа иключи, скорее всего, тоже находятся у него. Васька не станет окликать Ямакаси,не станет орать, как оглашенная: в склепах не принято кричать, если, конечно,тебя не похоронили заживо.

Она не считает себя похороненной заживо, она простопрогуливается, рассматривая рисунки на сырых, плохо отштукатуренных стенах:

листья

солнца

геометрические фигуры

это все, что она в состоянии рассмотреть, но есть и кое-чтоеще, что всегда от нее ускользало. Надписи и даты. Отсутствие надписей и датделает существование склепа бессмысленным; склепы для того и возводятся, чтобынадписям и датам было где приткнуть голову, было где переночевать. Наверное,здесь они тоже есть.

Наверное, это сон, думает Васька во сне.

С тех пор, как троянский мотоцикл, троянский трамвайчик итроянская птица были с позором изгнаны, Ваське никогда не снились сны. Сначалаони не снились, дабы ими не смогла воспользоваться блаженная дурочка Мика;потом, когда угроза вторжения прошла, они не снились Ваське безотносительнопаука – просто стали обходить ее стороной.

Даже обидно.

Она всю жизнь мечтала о том, чтобы по ночам, вместо черноты,перед глазами возникала чудесная картинка. Но картинка склепа – увольте.

Васька не слишком искушена в снах, иначе она знала бы, чтосон волевым усилием можно изменить. Или проснуться, что тоже было бы вполнеблагоприятным исходом. Неискушенная Васька не делает ни того, ни другого, онапросто бродит по склепу, то и дело цепляясь взглядом за листья, солнца игеометрические фигуры.

Пейзаж меняется неожиданно: в самой середине склепа, котораяеще мгновение назад была пустынной, возникает некое странное сооружение – пятьодинаковых прямоугольников. Они расходятся от общего центра, образуя так хорошознакомый Ваське пятилистник. С той лишь разницей, что татуированные лепестки наВаськином плече были скругленными, а эти имеют рубленые формы.