Отечественная война 2012 года - Александр Тюрин

Кстати, эта личность на фотографии внешне гораздо ближе ко мне, чем к недавним изображениям миллиардера Грамматикова. Видна характерная деформация носа, след перелома, и заметен частокол вертикальных морщин между глаз.

Но я никогда не работал вместе с Верой Лозинской в шикарном евроофисе, от которого так и веет большими деньгами и заказами от оккупационных властей. Судя по обстановке и названию агентства – это что-то связанное с пиаром и рекрутингом. Я в это время еще сидел в лагере, если можно назвать сидением «гуантанамский курятник»: человек двадцать с мешками на голове, на корточках; руки всех заключенных крест-накрест связаны одним тросом из самозатягивающегося нанопластика; и в нужник все тоже тащатся хором.

С Верой работала моя тень, не просто работала, а еще и хорошо, душевно сошлась.

– Не желаете ли абсента, сэр? – мои панические размышления прервал мимоид английского слуги. И хотя он вышел из шкафа в черной пиратской бандане и кожаном жилете, но вел себя нарочито безупречно.

– Сгинь вместе со своим абсентом!

Не сгинул, пришлось рубить его виртуальной саблей, а он еще увиливал, как бес. Когда куски разрубленного слуги наконец растворились в цифровом пространстве, до меня дошло, с чего это господин Грамматиков стал англофилом.

Среди прочего я швырнул в мусорное ведро экземпляр газеты «Таймс». А зря, это ж реликвия. В бумажной версии «Таймс» уже и не выходит, хотя наши районные газетки до сих пор печатаются на бумаге, съедобной и снабженной анимациями, иначе кто бы их брал. Из пожелтевшего номера «респектабельной и буржуазной» английской газеты можно узнать, что в феврале 2013 года на берегах Темзы Грамматиков получает премию Уоррена Хастингса за строительство «свободы и демократии». Мистер-твистер Эндрю Грэммэйтикоу на выступлении в элитном Ротари-клаб проводит удачные аналогии между деятельностью английской Ост-Индской компании, способствовавшей «процветанию» Бенгалии в XVIII веке, и нынешними британскими корпорациями, работающими в экс-России под эгидой фонда British Ruthenia. По моим-то сведениям, в «процветающей» Бенгалии под мудрым началом губернатора Хастингса откинула копыта треть населения и бенгальские равнины были усеяны костями вымерших...

Вероятно, тогда наш любимец богов побывал не только на приеме в Ротари-клаб, но и в штаб-квартире «Омеги», которая располагается в каком-то не слишком приглядном особнячке в лондонском Вест-Энде – если не врут боливарианские сайты. Из Англии Грамматиков возвращается членом оккупационной администрации, директором «неправительственных» фондов «American Not Russian Certified Professional» и «British Ruthenia», которые являются официальными экспертными организациями для оккупационных властей... Я в это время только возвращаюсь из лагеря, с жуткими хрипами в грудной клетке и направлением на лечение в психушке...

В одном из шкафчиков спаленки, среди прочей бижутерии, нашелся персональный терминал господина Грамматикова. В отличие от соцветия терминалов в биржевой хижине здесь открывался доступ к директориям, где хранились личные документы миллиардера. Конечно, доступ был защищен биометрическим замком и паролем; но это была моя биометрия и пароль я легко пробил детским «петушиным» словом, которое трудно забыть...

Совсем не вовремя из шкафчика высунулся мимоид «английского слуги». Шпионит он, что ли?

– Сгинь, нечистый!

– Сэр, я не «нечистый». Если бы я имел физическое тело, то принимал бы душ два раза в день.

– Поэтому-то ты и «нечистый». Рассыпься, дезинтегрируйся, определи число «пи» с точностью до двадцатого знака, докажи теорему Ферма. А то будет как в прошлый раз!

Убрался все-таки – помнит, подлец, как я намедни казнил его за занудство... Если б можно было загнать хоть пару файликов из миллиардерского архива, я бы мигом заделался миллионером. Впрочем, кто знает? Этот прекрасный новый мир, который заглатывает все и все переваривает в товар, делает исключение для материалов, способных испортить ему пищеварение.

Долго не копаясь, я вытащил довольно неряшливый план по распродаже материальных ресурсов экс-России. Все на стратегическом уровне, без подробностей. В центральном столбце тип рыночного мероприятия, которое маскирует раздирание добычи. Аукцион, биржевая операция, реституция, непременно ссылка на директиву ооновского генерал-губернатора или комиссара. В правой графе название фирмы, которой надо покрыть расходы на проведение «гуманитарной интервенции».

Вот списки научных учреждений и лабораторий, что прошли «оздоровление», такое-то оборудование и материалы вывезены, такое-то продано, такое-то уничтожено как «потенциально опасное», эти сотрудники, как «друзья свободы», взяты на работу в Принстон, Гарвард и так далее, у «врагов свободы» фамилии перечеркнуты...

Я понимаю, что это – защищенная информация в директории «Мои документы», в личном ноутбуке, на частной вилле владельца. И тем не менее все так откровенно. А откровенно, потому что естественно для господина Грамматикова. С такой же естественностью «антеннщик» рассказывает, зачем он показывает свой хрен гуляющим в парке женщинам: это, дескать, и самореализация, и обостренное чувство прекрасного, и бескомпромиссная борьба за свободу совести...

В «Моих документах» есть и блестящее выступление Грамматикова на слушании в сенатском комитете по законопроекту «Russian Empire erase act», после которого началась ликвидация «русского империалистического сознания» и сертифицирование нового «поколения свободы» на территории экс-России.

Грамматиков в роли «независимого эксперта» научно обосновывает речугу очередного быка с техасского ранчо, требующего «нокаутировать этих русских, чтобы не встали».

Наш герой старательно имитирует акцент южных штатов и вставляет типовые фразочки, которые осточертели мне еще двадцать лет назад после просмотра крупной порции голливудских фильмов. «Иногда они возвращаются» – это про неугомонных «коммуняк», которые не дают мирной babushka продавать matrioshka на пороге своей izbushka.

Я выуживаю из электронного почтового ящика переписку с комитетом ООН, который делает Грамматикова главным лицом на переговорах по поводу границы между «экономическими владениями» лондонско-сибирской компании и китайской «зоной ответственности» в Эвенкии. Нахожу и решение правления лондонско-сибирской компании, которая назначает ооновского любимца своим президентом...

Я еще раз прошелся вдоль стены с парадными фотографиям и грамотами – все в рамочках, сияющих как нимбы у святых. За усердное «выращивание свободы» Грамматиков получает почетную докторскую степень в Гарварде, сидит за чашечкой чая у королевы английской, у которой шляпа, что пивной ларек, ходит на фитнес с ооновской президентшей Вики Лу, которая в обтягивающем полупрозрачном топике. Надо признать, глобальные заботы не отяготили ее сиськи – все те же яблочки наливные... Я бы постеснялся повесить на стену диплом «Владельцу самого элегантного костюма среди менеджеров высшего звена», а Грамматикову это – важный этап славного пути.

Снова из стены выходит «английский слуга» и начинает рассказывать, какая такая шляпка была у королевы и какое дерьмо сожрала ее собачка во время приема. Его вычурный голос с оксфордским произношением придает высокий смысл даже самой тупой фразе.