Крейсер «Очаков» - Рафаил Мельников

По тому же приговору 106 осужденным матросам назначалось 737 лет каторги. Из 67 осужденных на 8-летнюю каторгу с „Кагула” были 22-27-летние электрик Гордей Кравец, комендор Савва Куролят-ник, минеры Андрей Медяник, Трофим Шавельский и Николай Пронин, гальванер Семен Половинка, минный машинист Григорий Павелица, матросы 1-й статьи Петр Сидоренко, Карп Мелихов и Михаил Тонкаль, матрос 2-й статьи Павел Чайковский и гальванерный унтер-офицер 1-й статьи Владимир Янкович.

В числе 23 моряков, приговоренных к 6-летней каторге, оказались „кагульцы”: комендор Ефрем Герасименко, минно-машинный унтер-офицер Осип Данилюк, старший электрик Василий Лебедев, электрик Антон Лизогуб. Матрос 1-й статьи Алексей Кривоносов попал в число 12, осужденных на 4 года каторги [98].

Все разжалованные специалисты и подозрительные матросы 2-й статьи отдавались под надзор полиции и большей частью при первой же возможности переводились с Черноморского флота на другие театры. Так, 23 „кагульца” попали в число 70 поднадзорных, отправляемых в Сибирскую флотилию, 36 (в числе 235 человек) — в порт императора Александра III (в Либаве).

В итоге всех этих чисток и разжалований Черноморский флот понес потери, равные, в общей сложности, едва ли не целому экипажу нового линейного корабля. Напуганное памятными событиями на „Потемкине” и „Очакове”, флотское начальство решительно отказывалось не только от ранее списанных подозрительных матросов, но и от тех, с кого суд официально снял всякие обвинения. Более того, командиры, не довольствуясь решением суда, сами добивались списания еще многих десятков других матросов, которые, как популярно объяснял командир „Пантелеймона”, „говорят против религии, иконы и т. д.”.

Особое подозрение у начальства вызывал севастопольский флотский полуэкипаж, в пополнении которого при недавних переводах сюда из Сибирского экипажа большинство, как доносил министру командир порта, „оказалось чрезвычайно испорченными людьми”. Отныне политическая благонадежность становилась определяющим фактором продвижения по службе. Без жандармской справки о благонадежности и явно выражаемой религиозности никаким усердием, знанием дела, любовью к морю, кораблю и флоту (появились и такие пункты в аттестациях) нельзя было дослужиться до унтер-офицерских или кондукторских нашивок. И без того непростая проблема подготовки специалистов на флоте теперь сильно осложнялась. Призрак революции вновь вставал перед царизмом во весь рост.

* * *

Многими неприятностями грозила империи и обстановка на ее южных границах. Итальянская агрессия против Турции, усилившаяся германская экспансия в Малой Азии усугубляли и без того неустойчивый режим проливов. Вспыхнувшая в октябре 1912 г. первая балканская война создала уже прямую опасность для интересов России. Быстрое продвижение болгарской армии к Константинополю дало повод к появлению в Эгейском море флотов ряда европейских держав, готовых вступить в зону проливов. Вот почему Черноморский флот как никогда форсировал в тот год боевую подготовку: интенсивно проводились различные маневры, учения и совместные плавания.

Ввиду остроты положения в любой момент, минуя петербургское начальство, флот мог быть вызван в проливы непосредственно телеграммой русского посла в Константинополе М. Н. Гирса. А пока в распоряжение посла „для охраны российского императорского посольства” утром 23 октября, проведя накануне полный курс боевых стрельб, в Константинополь был направлен крейсер „Кагул”. С южной стороны проливов (с заходами в Яффу и Александрию) в это время уже крейсировал балтийский однотипный крейсер „Олег”.

27 октября, приняв на борт две роты 50 Белостокского полка (6 офицеров и 250 солдат) в Константинополь вышел линейный корабль „Ростислав”. К этому времени на рейде Босфора между Скутари (азиатский берег) и Пера (европейский берег) собралась внушительная международная эскадра — 21 корабль под флагами главнейших европейских держав, включая новейший германский линейный крейсер „Гебен”. Возглавлял эскадру французский крейсер „Леон Гамбетта”.

Русский отряд состоял из „Кагула”, командир которого капитан 1 ранга И. С. Денисов как старший по званию принял общее начальствование над кораблями, „Ростислава”, канонерской лодки „Кубанец” (затем „Донец”), парохода Доброфлота „Саратов” и яхты „Колхида”. Для охраны района посольств был разработан общий план высадки десантов, распределены занимаемые каждой державой участки обороны, подготовлены (а частью переправлены в посольства) береговые группы пулеметчиков и т. д. Каждый отряд снабжался флагом своей страны и турецкими национальными флагами, чтобы десантников не приняли за враждебный Турции отряд. Ожидалось, что в момент вступления в Константинополь успешно наступающих болгарских войск в городе начнется анархия, посольства и другие учреждения европейских держав неминуемо подвергнутся разорению толпами фанатиков-мусульман. В ночь на 9 ноября в пролив был введен на буксире турецкий крейсер „Гамидие”, подорванный торпедой болгарского миноносца [99]. Канонерская лодка „Донец” по приказанию посла совершила несколько обходов побережья для успокоения греческого населения расположенных на берегах пролива городов, в одном из которых в стычке с жителями турецкие войска убили около 30 человек.

Напряженные учения в обстановке, приближенной к боевой, явились причиной дипломатического инцидента. 29 января во время боевой тревоги на „Ростиславе” комендор Озеров, увлекшись объяснением порядка обслуживания 47-мм пушки, зарядил ее — в нарушение приказания — боевым патроном, вопреки инструкции закрыл замок и при объяснении последующих операций задел за спусковую тягу и произвел выстрел. Снаряд разорвался в воде, но его осколки, рикошетируя, долетели до казармы султанской стражи вблизи дворца и перебили один железный прут в ее ограде. Инцидент был улажен объяснениями командира с первым камергером султана и посла — с министром иностранных дел.

С уменьшением напряженности часть десантных отрядов из посольства и консульства были возвращены на корабли, „Ростислав” с 3-часовой перешел на 12-часовую готовность. Разрешены были и увольнения команд на берег.

В донесении командира „Кагула” о праздновании на крейсере в декабре 1912 г. дня святого Николая-чудотворца подчеркивалось крайне утешительное для начальства повышенное религиозное настроение команды, которая „со вниманием слушала поучения священника, усердно и истово молилась в церкви, часто становясь на колени”. Глубокое впечатление произвело, якобы, и прочувствованное патриотическое слово, с которым 16 декабря в корабельной церкви обратился к матросам „Кагула” болгарский митрополит Борис. Напряженную идеологическую обработку команды вел и корабельный священник. В течение декабря он прочел шесть лекций с объяснениями „десяти заповедей закона божия, членов символа веры, таинств покаяния и причащения”. В январе к семи лекциям священника („об общении церкви земной с церковью небесной”, „о таинствах крещения и миропомазания” и т. д.) прибавились и две лекции, прочитанные офицерами: о гибели броненосца „Петропавловск” и смерти адмирала Макарова и о войне на Балканах. В рождественский праздник на кораблях устраивали увеселения, игры, кинематограф и матросские спектакли, на которых присутствовал посол, представители посольства и русской колонии.