Пик Дьявола - Деон Мейер

— Пошел ты!

— Нет, Карлос. Это не я пошел, а ты уже пришел, причем именно туда, куда меня посылаешь. Подумай хорошенько. Может статься, когда явится мститель с ассегаем, мы, как на грех, будем смотреть в другую сторону.

Сангренегра молча смотрел на Гриссела.

— Тот парень с ассегаем уже убил троих. Один удар — прямо в сердце. Таким длинным лезвием…

Никакой реакции.

— Скажи, где девочка. И возможно, я передумаю.

Карлос молча смотрел на него.

— Ты хочешь умереть, Карлос? Скажи, где девочка!

Некоторое время Сангренегра колебался. Потом вдруг визгливо закричал:

— Карлос не знает! Карлос ничего не знает, мать вашу!

После того как Сангренегру затолкали в кузов полицейского фургона и захлопнули за ним дверцу, Нгубане сказал:

— Бенни, я должен извиниться перед тобой.

— За что?

— За сегодняшнее утро.

Гриссел вдруг понял, что уже забыл об утреннем происшествии; день выдался длинным.

— Наверное, — продолжал Нгубане, — мы все страдаем паранойей — в легкой форме. Ты ведь знаешь, многие белые полицейские… считают нас, чернокожих, дерьмом.

Гриссел предпочел промолчать.

— Я навещал в больнице Клиффи Мкетсу. Он сказал, что ты не такой.

Грисселу захотелось подтвердить: да, он не такой. Его проблема в другом: лично он считает дерьмом всех, а не только чернокожих.

— Как дела у Клиффи?

— Неплохо. Еще он сказал, что у тебя больше опыта, чем у всех нас, вместе взятых. Поэтому вот что я хочу у тебя спросить. Что еще мне можно здесь сделать? Как мне найти ребенка?

Гриссел оглядел Нгубане с ног до головы. Настоящий щеголь — аккуратный костюм, белая рубашка и красный галстук; в таком наряде он, видимо, чувствовал себя удобно. В голове у него забрезжил лучик света.

— Тим, у него есть другие дома или квартиры? У этих наркодельцов всегда имеются запасные аэродромы. Они предусматривают все возможные обстоятельства.

— Правильно.

— Потолкуй с Бёкесом. Им должно быть что-то известно о Сангренегре. Если у него имеется другая недвижимость, они в курсе.

— Верно.

— Эксперты осмотрели квартиру матери?

Нгубане кивнул:

— Там есть его отпечатки. И еще они взяли у матери анализ крови на ДНК, чтобы сравнить ее с кровью, обнаруженной в машине. Они говорят: так они смогут определить, принадлежит ли кровь из машины ее ребенку.

— Тим, по-моему, вряд ли девочка жива.

— Знаю.

Некоторое время оба помолчали.

— Можно мне повидать мать?

— Конечно. Так ты будешь использовать парня в качестве наживки?

— Он идеально подходит. Но мне нужно побеседовать с матерью. А потом, раз уж проводить операцию будет наш отдел, нам придется переговорить с руководством. Заранее могу сказать, начальству наш план не понравится.

— Да пошли они!

Гриссел усмехнулся:

— Я и сам так подумал.

Когда он ехал по городу, направляясь к Тамбурс-Клофу, мысли его разрывались между Быком Бёкесом, Тимоти Нгубане и детьми, которых он видел на Лонг-стрит. Несмотря на поздний вечер — было половина двенадцатого, — дети были всюду, куда ни посмотри. Завтра вторник, учебный день, но подростки толпятся у клубов, ресторанов и кафе. Они стояли на тротуарах с бокалами и сигаретами в руках, кучковались возле припаркованных машин. Интересно, подумал Гриссел, где их родители? Известно ли им, где сейчас их дети? Он понял, что сам не знает, где сейчас находятся его собственные дети. Но Анна-то, конечно, в курсе. Если только она дома.

Бёкес. Он работал вместе с ним в прежние времена. Был его собутыльником. Тогда его дети были маленькими, а сам он еще не распался на куски. Что же случилось, черт побери? Как он превратился из веселого, компанейского парня, который иногда выпивает с приятелями, в настоящего алкоголика?

Он начал пить еще в те дни, когда отдел убийств и ограблений располагался в Южном Бельвиле. Тогда их излюбленным местом водопоя был бар в Пэроу, который они прозвали «Командир» — не потому, что бар был местом встреч начальства, но потому, что в любое время дня и ночи, когда бы ты туда ни заглянул, там можно было найти полицейского, подпирающего длинную стойку красного дерева. А еще они ходили в другую забегаловку в Стикленде, где готовили замечательную пиццу. Как он назывался — «Глокенберг»? Господи, как давно это было! «Глокенбург»! Теперь в том доме семейный ресторан сети «Шпора», но прежде там был потрясающий кабак. Однажды ночью, когда он здорово напился, он влез на сцену и велел оркестру прекратить лабать всякую дрянь. Пусть сыграют настоящий рок-н-ролл и дадут ему бас-гитару. Вы знаете «Черные замшевые туфли»? Его сослуживцы, сидевшие за большим столом, вопили, топали ногами, хлопали. Оркестрик состоял из четырех человек — молодых африканеров с бородками и длинными волосами; обычно они исполняли репертуар группы «Смоуки». Музыканты боязливо сказали: да, они знают эту композицию. Гриссел повесил на шею бас-гитару, вышел к микрофону, спел первую строчку, и музыканты расслабились — поняли, что он не безнадежен. Публика была в восторге. Они наяривали вовсю; исполняли одну песню за другой. В зал выходили повара из кухни, набились люди с улицы. А Бенни Гриссел знай терзал бас-гитару; пальцы его без устали бегали по струнам. Когда они доиграли, все стали требовать: «Еще, еще, еще!» Ну он и оторвался! Пародировал Элвиса, прыгал, скакал, играл и пел, пел, пел. И Анна тогда пришла на него посмотреть. Он заметил ее у входа. Сначала она злилась; стояла скрестив руки на груди. Мол, где это мой муженек — в такой-то час! Но музыка смягчила и ее; она расслабилась, начала раскачиваться, хлопать и кричать вместе со всеми: «Давай, Бенни, давай!» — потому что на сцене стоял ее Бенни, ее муж.

Господи, как давно это было! Как будто в другой жизни. Тогда он еще не был алкашом, просто умеренно пьющим. Как и все остальные. Как Матт Яуберт и Бык Бёкес, как толстяк сержант Тони О'Трейди, как вся их компашка. Они пили крепко, потому что, черт побери, тогда, еще в восьмидесятых, они и работали день и ночь! Вкалывали, как рабы, а добропорядочные граждане относились к ним хуже, чем к собакам. Каждый день им приходилось расследовать убийства девушек, которых душили их собственными цепочками, убийства стариков, убийства среди гомосексуалистов. А еще иметь дело с бандитами, грабителями, хулиганами. Череда преступлений не прекращалась. Но, если в компании сказать, что ты полицейский, все тут же замолкали и пялились на тебя, как будто ты хуже дерьма собачьего, а уж хуже собачьего дерьма, как говорится, ничего и быть не может.

Тогда он был таким, какой сейчас Тим Нгубане. Ему было удобно с самим собой. Господи, а как он тогда мог работать! Да, усердно. Но он был умным. Ловил убийц, грабителей и похитителей. Он не знал жалости, был полон воодушевления. Он был легок на ногу. Вот в чем дело — он танцевал там, где другие неуклюже топали. Он отличался от остальных. И ему казалось, что так будет всегда. Но мерзости жизни имеют обыкновение завладевать тобой целиком.