Октавиан Август. Крестный отец Европы - Ричард Холланд

Даже стоя на краю могилы, Октавиан помнил о необходимости выполнить положенную процедуру — передать своему коллеге-консулу Корнелию Пизону схему диспозиции легионов и последний отчет о расходах из государственной казны. Если ему предстоит умереть принцепсом — титул, не передававшийся тогда по наследству, — Пизон автоматически становится главой государства, как Марк Антоний после смерти Цезаря, и получает диктаторские полномочия — тоже не передаваемые по наследству. И все же Октавиан считал, что легионеры, независимо оттого, как предписывает закон, будут по-прежнему повиноваться Агриппе — если увидят у него на пальце перстень принцепса с печатью в виде сфинкса.

Пройдя предписанное ему лечение холодными ваннами, Октавиан поправился, нос одра болезни он встал отчасти другим человеком. Нависавшая над ним угроза смерти направила мысли принцепса на неоконченные дела. Занимать год за годом одну из консульских должностей — дело хорошее, пока он жив, но когда умрет, его преемнику это не поможет. Должностью консула распоряжается народ. Должность не принадлежит тому, кто ее занимает. Он не может ни передать ее, ни завещать. Чтобы обойти затруднение, Октавиан и консул-десигнат должны служить одновременно, как постоянные консулы. Однако такая практика разрушит тщательно поддерживаемую иллюзию восстановленной республики.

Перед лицом смерти принцепс нашел решение, которое помогло иллюзию сохранить. 1 июля 23 года до нашей эры, когда истекло шесть месяцев его девятого по счету консульства, Октавиан потряс всю страну, отказавшись от должности. Ради этого принцепсу пришлось выехать из города, иначе он лишился бы проконсульского империя. Октавиану также хотелось избежать волнений в столице: чернь подняла бы мятеж, если бы решила, что принцепса вынудили уйти враги из сената. Обнародовать заранее свои скрытые мотивы с его стороны было бы неразумно — тогда сенат не так охотно уступил бы странной просьбе поменять высокую должность консула на более низкое номинальное звание трибуна. Чтобы способствовать возвращению Октавиана в Рим, сенат проголосовал за отмену некоторых ограничений его проконсульского империя.

Подобный шаг вниз — во всяком случае, внешне дело выглядело именно так — удивил избирателей не меньше, чем сенаторов. Полномочия избранного народного трибуна весили меньше, чем консульские, даже учитывая право трибуна налагать вето на решения сената и привилегию защищать простых плебеев от чинимой другими магистратами несправедливости.

Консулы и преторы стояли выше трибунов, когда дело касалось созыва сената или назначения дебатов, но в теперешнем положении Октавиана у его tribunicia potestas [26] было два громадных преимущества, которых не имело даже длительное консульство. Во-первых, так принцепс гораздо теснее был связан с массами, как их официальный защитник, что согласовывалось с его и Цезаря популистскими корнями. Во-вторых, только он обладал фактической властью, позволявшей ему при жизни назначить другого человека, который получит tribunicia potestas. Такой человек станет его признанным преемником, причем Октавиану не придется объявлять об этом официально и, таким образом, ломать республиканские шаблоны. Чтобы подчеркнуть важность трибунской власти, Октавиан стал считать все дальнейшие годы своего принципата со дня, когда ее получил. Теперь каждый солдат будет знать, кому он должен служить, если принцепс неожиданно умрет. То есть теоретически принципат продолжит существовать, а сенат будет по-прежнему на втором плане.

Вновь представ после недолгого отсутствия перед сенатом и народом, Октавиан был вознагражден вдвойне: получил пожизненные права трибуна, которых добивался, и еще — чрезвычайный проконсульский империй (imperium maius) — в качестве компенсации за отказ от консульства. Такой империй имел неоспоримый прецедент: перед созданием Второго триумвирата сенат предоставил Бруту и Кассию большой империй на востоке. Имея такие полномочия, Октавиан мог отдавать по своему желанию распоряжения непосредственно проконсулам всех сенатских провинций — так же как и в провинциях, подчиненных ему.

Кроме того, к его трибунским полномочиям добавили право созывать в любое время сенат и ставить перед ним на рассмотрение любые дела. Теперь у Октавиана было все необходимое, чтобы полностью контролировать державу, и еще — наилучшие возможности для мирной передачи дел кому-либо из членов семьи. Он стал императором во всем, кроме названия, и благодаря постепенному принятию преномена «император» в качестве названия его положения в государстве он обретет в конце концов и этот титул, пусть даже только среди потомков.

Почему же сенаторы с такой готовностью проголосовали себе во вред? Помимо естественного уважения к военной силе Октавиана, дело заключалось еще и в другом: благодаря его отказу для сенаторов освободилась консульская должность. Теперь вдвое больше сенаторов смогут украсить свои биографии упоминанием о консульстве. Они могли также решить, что принцепс ослаб после болезни и его выбор в пользу менее высокого поста трибуна говорит о готовности вернуться, по примеру Суллы, к жизни частного лица. Ни сенаторам, ни Октавиану не дано было знать, что всего шестьдесят лет спустя внук Ливии император Гай (Калигула) будет ставить пост консула настолько невысоко, что пожелает назначить на него своего любимого коня.

Желая успокоить возмущенного Агриппу, Октавиан устроил пятилетний maius imperium proconsular и для друга, но ограничил его действие землями на востоке, пришедшими в некоторый упадок во время долгого пребывания принцепса в Испании. Агриппа, как говорят, отбыл в гневе, однако, по мнению историков другой школы, он просто использовал раздор, возникший из-за Марцелла, чтобы добиться у своего командира дополнительных для себя полномочий. Не желая заниматься карательными экспедициями, Агриппа предоставил этот неблагодарный труд легатам, а сам сидел в штабе на острове Лесбос, принимая послов от восточных царей.

Каковы бы ни были истинные мотивы Агриппы, борьба за престолонаследие прекратилась еще до конца года. В возрасте девятнадцати лет скончался Марцелл. Некоторые подозревали, что его отравила Ливия. Полностью такую возможность исключать нельзя, но следует иметь в виду, что ныне эта теория обязана своей популярностью роману Роберта Грейвза «Я, Клавдий», в котором Ливия, расчищая своему сыну Тиберию путь к престолу, избавляется от многих членов семьи.

Вероятнее всего, учитывая среднюю продолжительность жизни в Риме — двадцать девять лет, — Марцелл умер естественной смертью. Как и очень многие в том роковом году, он мог просто заболеть чумой.

Похоронили молодого человека в большом семейном мавзолее, который Октавиан строил для себя; он словно хотел, чтобы это произведение архитектуры напоминало всем: он, в отличие от поверженного соперника Антония, не намерен оставлять свой прах в каком-либо другом месте. По причинам не совсем понятным, но весьма ясно показывающим, насколько серьезно воспринимался вопрос о передаче власти, Октавиан предложил прочесть перед сенатом свое завещание, в котором Марцелл якобы едва упоминался. Сенат, разумеется, на прочтении не настаивал и принял слова Октавиана на веру.