В сумерках близкой весны - Ирина Берсенёва

тогда сильно возмущался! Помнишь? И заявление одним из первых подписал.

– Помню. Насиловать женщин – последнее дело, особенно для мужа.

– А насиловать детей?

Марат с удивлением посмотрел на неё:

– Детей? Но Ашот не… насиловал детей! Анж, прекрати мучить меня! Я всё помню, я не в маразме! Но ты тоже не перегибай. Конечно, я воспротивился бы, если узнал про насилие детей! Это недопустимо!

– А Муравьёва?

– Зиночка?! Ты хочешь поговорить о Зиночке? Она прекрасная женщина, уверяю тебя! В школе на хорошем счету! Выглядит потрясающе!

– Ты серьёзно считаешь, что между ней и Женей была любовь? Ты никогда не задумывался, что она использовала подростка? Мне непонятно, отчего в том случае с Ашотом, ты принял верную сторону, не посмотрел, что хорошо общаетесь. Осудил его, попытался добиться справедливости. А тут что? Та же невыносимая ситуация, когда страдают дети. Но теперь ты равнодушен, ты придумываешь оправдание.

Повисла пауза, во время которой Марат старался собраться с мыслями. Растерянно развёл руками, попытался улыбнуться дрожащими губами.

– Зиночка? А что Зиночка?

– Она тоже виновна, Марат.

– В чём? Господи! Зиночка – милейшая женщина! Ты имеешь в виду Женечку? Так он мужчина, сам решает.

– Вот он и решил, когда стал мужчиной. Он полюбил Ундюгерь. А вы попытались настоять на своём. Вернее, ваша милейшая женщина Зиночка! А вы ей помогали.

– Да в чём помогали?

– Разрушить его семью.

– Это слишком! Не захотел бы он, никто бы ничего не разрушил.

– Ты же противник насилия, Марат! Тебя же всегда воротило от этого! Отчего же ты переменился?

– Насиловать можно женщину. А парня как изнасилуешь?

– Даже если он подросток?

– Даже если подросток.

Анжела внимательно посмотрела на Марата. Он вдруг как-то почернел и будто высох. По-прежнему улыбался дрожащими губами, но по лицу скользнула тень.

– Ты же понимаешь, что вы использовали тайную информацию, которую не должны были использовать?

– Я ничего не использовал!

– Но ты знал! Ты не помешал. Не заставил прекратить!

– Я бы не смог! Моя жена принимает решения самостоятельно, не советуясь со мной.

– Вот это и плохо. Где та грань, переступая через которую мы перестаём быть людьми? – Она подумала о Соне, но тут же с недовольством отогнала мысли о ней. Ведь Соня тоже длительное время игнорировала происходящее. Считала, раз её не касается, то надо молчать.

– Слишком сложно говоришь!

– Да, я вижу, что ты стараешься ничего не понимать.

– Что ты хочешь сказать, Анж?

– Ничего. Но хочу попросить тебя никогда больше сюда не приходить!

Он поднялся, сгорбившись. Кивнул. Хотел что-то сказать, но на губах проступила смутная горечь. Сердце колотилось о грудную клетку, но он стеснялся схватиться за него.

– Чем я могу помочь? – прошептал он.

– Ничем не поможешь. Они уже умерли. Женя и его сын.

Она отвернулась, брезгливо. А он всё топтался, не решаясь уйти вот так, на этот раз навсегда. Отчего в этом доме так болело сердце? А в доме Натальи было легко, весело и бесчувственно. Одно мгновение ему казалось, что он сейчас бросится к ногам Анжелы, упадёт с рыданием и будет молить о прощении. Но ноги приросли к полу, крик замер, обострённые чувства стали отмирать. Через минуту они окоченели совсем, а он пришёл в себя. Откашлялся, попытался пошутить, но она молчала. Не поворачивалась. Тогда он решил уйти. Осторожно прокрался мимо кухни, где шмыгала носом дочь. Оделся, обулся и вышел в подъезд.

На улице глубоко вздохнул и схватился за сердце. В последнее время что-то с ним не в порядке. Полез в карман за сигаретами. Надо идти на автобусную остановку или лучше поймать такси. Огляделся, но перед глазами вдруг всё поплыло, и он стал оседать на снег.

7.

Анжела вошла на кухню, не взглянув на зарёванную дочь.

– Мама, её действительно изнасиловали?

Анжела не ответила. Налила в стакан воды и выпила залпом.

– Мама!

– Ну что?

– Это правда? Я не верю!

– Почему?

– Потому что это невозможно! Если бы изнасиловали, то завели бы уголовное дело. Разве нет?

Анжела снова не ответила.

– Да и как это может быть правдой? Ведь Зиночка ездила туда, разговаривала с бабушкой. Бабушка – свидетель. Они бы вместе пошли в полицию и написали заявление! А Зиночка не пошла в полицию, значит, всё неправда! Придумали, чтобы оправдать Ундюгерь.

– Она нуждается в оправдании?

– Конечно! Ребёнок не от мужа.

– А перед кем она должна оправдываться?

Слова застряли в горле. Ольга кашлянула. Анжела побледнела от жалости и стыда за собственную дочь. Ей становилось нестерпимо. Она снова наполнила стакан водой и выпила.

– Какая ужасная история! – прошептала Ольга. – И помочь ничем нельзя.

– Кому ты хочешь помочь, Оля?

– Наталье, у неё же сын погиб…

Пустой стакан слишком громко ударился о столешницу.

– А где Сергей? Кажется, ты ему звонила?

– Он не сможет приехать. Где-то за городом провожают с друзьями зиму. Пьют пиво. А я пиво не пью, ты знаешь. Поэтому и не позвали меня.

– Понятно.

Анжела ушла в свою комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Ничком легла на кровать и задумалась. Губы изогнулись в насмешке, когда перед глазами встал бывший муж. Что случилось с ними? Отчего время до неузнаваемости изменило их? Где сочувствие, любовь и преданность? Где уважение и понимание? Не осталось ничего. Пустота. Чужие люди.

Обидно, что от любви ничего не осталось. Даже воспоминания казались призрачными, ненастоящими. Отчего он так пытается угодить своей жене? Разве Анжеле он угождал? Подчинялся? Переступал через свои принципы и гордость?

Она вспомнила, как однажды, много лет назад, просила его устроить на работу подругу. Марат отказался. Устроил скандал, бегая по квартире и крича:

– Ты с ума сошла, Анж? Кого ты мне предлагаешь? Эту бездарность, которая даже в гардеробной не смогла работать, потому что путала и теряла номерки? А ещё она работала в магазине, в кассе постоянно не хватало денег, потому что твоя подруга брала их оттуда, чтобы купить детям мороженое! Возьми её к себе в больницу! Пусть моет полы и ухаживает за больными! Не хочешь? И я не хочу! У меня в цеху ответственная работа, которая не терпит халатности! Не терпит воровства! Тем более воровства, Анж! Как я стану выглядеть в глазах коллег, если она унесёт домой всю кладовую? И не говори мне об особенностях характера, я этого не выношу!

Нужно привести себя в порядок и прекратить думать о Марате. Раньше он был один, а теперь другой. Ничего необычного. Люди меняются с годами. Каждые семь лет – другое мировоззрение, другое отношение