Кратос - Наталья Точильникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я связался со Страдиным, предупредил о надвигающейся катастрофе. Он хотел конкретики, которую я не мог дать.
– Это произойдет в течение недели. Думаю, нужно вернуть от гипертоннеля по крайней мере половину флота.
Я знал, что он вернул не больше четверти.
Меня вызывает Герман.
– Даниил Андреевич, нам нужно поговорить. Конфиденциально.
– Хорошо, приезжайте.
– Ваше высочество, лучше если вы приедете ко мне.
Он пригласил меня в свой загородный особняк. Относительно скромный двухэтажный дом с небольшим садом, за которым никто не ухаживает. Хозяин не тратится на садовника, да и сам, видимо, бывает здесь редко. Конспиративный особняк, усмехаюсь я про себя.
Над садом плывут низкие серые тучи. Мы сидим за столиком у окна и пьем кофе, собственноручно сваренный Германом. В особняке больше ни души.
– Даниил Андреевич, я давно хотел вас попросить об одном одолжении…
– Да?
– Простите меня за то, что случилось на Тессе. У меня был приказ. Не все же могут быть рыцарями без страха и упрека.
– Могут все, но никто не хочет.
– Значит, нет мне прощения?
– Ну, почему же? – улыбнулся я. – Человек слаб.
Он кивнул.
– Благодарю. А теперь… Даниил Андреевич, этот разговор должен остаться между нами. Я могу на это надеяться?
– Да, конечно.
Мое сердце окружено серебряным энергетическим шаром с того момента, как я переступил порог.
– Ваше высочество, на вас материал в СБК.
– Что за материал?
– О государственной измене.
– О господи! Право, Страдин однообразен! И крайне нетерпелив: год подождать не может. Что он на этот раз придумал?
– Ему не надо особенно придумывать, Даня, – очень тихо проговорил Герман. – Обвинение состоит в том, что ты собираешься посадить на трон Хазаровского.
– Я не дал его убить, остальное – бред. А первое – не измена. У нас вроде не казнят за экономические преступления.
– По делу проходят еще несколько человек, – безжалостно продолжил Герман. – Например, некий Никита Олейников.
Я расхохотался.
– О боже! Олейников – заговорщик. Герман Маркович, это же курам на смех!
Герман покачал головой.
– В списках заговорщиков твой отец.
Я чуть было не сказал «я знаю».
– Угу! Собралось десяток профессоров, и составили заговор в перерывах между лекциями.
– Все очень серьезно, Даня. Император пока не дает делу ход, но сбор материала идет ускоренными темпами.
– Конечно, не дает, – сказал я. – Ждет атаки метаморфов. Даст, когда вернусь. Мавр сделал свое дело – мавр может уходить. А все-таки, что за пожар у него? Сам умру.
– Ты спутал его планы. За год еще не раз успеешь вставить палки в колеса. Ему это не надо.
Я пожал плечами.
– Понятно. Спасибо за предупреждение, Герман Маркович.
– Это не все, – он отхлебнул остывший кофе, чашечка зазвенела по блюдцу, и я понял, что у него дрожат руки. – В СБК есть люди, которые не в восторге от бизнесменов от политики. Они хотели бы видеть императором человека честного, храброго, справедливого и преданного империи, а не собственному кошельку.
– О ком вы? – спросил я.
– Ну уж не о Хазаровском.
– И не о Страдине?
– Естественно.
– Странно, я думал, он для вас свой человек.
– Ты считаешь, что нам все равно, чью задницу лизать, лишь бы трон протирала? Мало ли, что он у нас работал…
– Моя задница обойдется, Герман Маркович, – сказал я. – Это ведь предложение, как я понял. Для меня лестно ваше мнение, но есть вещи, на которые я не могу пойти.
Я промолчал о том, что это не первое предложение.
– Он тебя уничтожит, Даня!
– Как? Скорее всего, я проведу остаток дней в приятной компании Евгения Львовича Ройтмана. Он сделает мне реморализацию, чтобы сразу в рай, без чистилища и мытарств, и перед смертью я выпишу ему персональную благодарность. В худшем случае Страдин в очередной раз наплюет на все законы и казнит меня немедленно. Но все равно несколько лишних месяцев жизни не стоят смуты на Кратосе, Герман Маркович. Сейчас только смуты не хватало.
– Даня, я хотел бы видеть императором тебя, – сказал Герман.
Я не стал напоминать, что он совершает государственную измену.
– Извини, – улыбнулся я и развел руками.
На обратном пути я думал о том, что Герман прежде всего службист и уже потом друг моего отца и мой подчиненный. Все это могло быть провокацией, проверкой СБК. В таком случае я выдержал экзамен.
Я сижу над биографией Федора Тракля. Три часа ночи. Последнее время мне практически не хочется спать. В небе сияют звезды, светлой дугой, как коромысло, стоит Млечный Путь. А внизу, как отражение звездного неба, – огни университета. Я открыл окна. Тихо. Тепло. Пахнет пряной опавшей листвой местной растительности.
Оказывается, Тракль занимался биомодераторами. И биопрограммированием. Эта область его деятельности куда менее известна, чем изобретение оружия. Тем не менее он мечтал о совершенном человеке и даже ставил эксперименты на себе.
Первые штаммы биопрограммеров начали вводить еще при жизни Тракля, и он приложил к этому руку. Сначала эту операцию могли себе позволить только представители аристократии.
С них и началось распространение Т-синдрома.
Около семи. Скоро рассвет.
Стены окрашиваются красноватым светом. Я сначала не придаю этому значения, может быть, просто огонь пролетевшего гравиплана. Но свет неподвижен и становится ярче.
Я встаю с кресла, бросаюсь к окну. Там, высоко в небе, к северу от Млечного Пути, сияет багровая звезда, яркая, как тессианская Эвтерпа. Она стремительно увеличивается в размерах и превращается в пылающую воронку.
На то, чтобы связаться с моим флотом, уходит несколько секунд, через минуту я уже в гравиплане, лечу в космопорт. Тут меня достает Страдин. По голосу заметно, что его разбудили среди ночи.
– Поднимай флот, Даня! – говорит он.
– Уже. Что это?
– Ученые считают, что новый гипертоннель.
– Где?
– На орбите Рэма.
Рэм – небольшая раскаленная планета, ближайшая к нашему солнцу. Кратос – следующий. Это значит, что нас берут в тиски.
До Рэма близко. Чудовищно близко по космическим масштабам! В нашем распоряжении уже не дни – часы.