Прощай, генерал... Прости! - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последнее время, особенно после прошлогодних выборов, что-то в отношениях заметно изменилось. То ли прежняя сердечность исчезла, то ли текучка стала заедать, но встречи стали реже, уже от случая к случаю, он прилетает — она занята, еле вечерок выкраивает. А с языка работа не сходит: и то надо спешно сделать, и туда вместе с губернатором слетать, и кругом народ важный, соблазнов не счесть, а женщина, она в конечном счете женщиной ведь и остается, со всеми ее слабостями, — куда ж от этого денешься?
Словом, говорить можно много, а суть свелась к тому, что ревность проклятая, как ни крепился, ни отмахивался, все же полонила Геннадия Вадимовича. Онто думал, что окажется сильнее, не позволит себе подозревать в чем-то любимую женщину, а вышло совсем по-иному. Оно-то, может, и обошлось бы со временем, кабы она сама поняла и пошла навстречу. Но у нее тоже оказались свои амбиции, а о том, чтобы как-то наладить, упорядочить жизнь, и слышать не хотела. Уперлась в свою проклятую работу, а там, если по-честному, и работы этой… как два плевка растереть.
Ссориться начали. Причем из-за пустяков. Он обещал, но не прилетел, потому что погоды не было. А она, видишь ли, ответственные дела специально отменила. Раз, другой, и вот почувствовал он, что отношения их словно бы к разрыву тянутся. Еще пара подобных ссор и — горшок об горшок.
Что в таких случаях самое худшее? Советчики! Нашлись и они.
Объяснили, почему такой строптивой и неуживчивой становится невеста, которая все тянет да тянет с решением семейного вопроса. И все оказалось гораздо проще, чем он представлял себе. Ну, конечно, какая женщина, какая баба вообще устоит перед мощным, почти звериным обаянием, которым обладал генерал Орлов? Вот оно что, и не надо объяснять свою холодность рабочими перегрузками…
Ему не следовало бы первому поднимать эту тему. Но… так уж получилось. Взрыв был просто необычайной силы. И чем горячее она обвиняла его в оскорбительной нелепости его подозрений, тем больше он убеждался, что дело действительно нечисто.
В общем, произошел разрыв, который каким-то образом стал достоянием посторонних. Может, кто-то подслушал, возможно, что и она сама в горячности ляпнула что-то, но скоро Геннадий от совершенно посторонних лиц узнал, что его, так сказать, невеста на одном из приемов в Москве, где была, как обычно, вместе с губернатором, вела себя несколько вызывающе. И это обстоятельство вызвало определенно негативную реакцию у окружающих — мол, не следовало бы господину губернатору так уж откровенно демонстрировать свои неслужебные отношения с помощницей. Да еще в отсутствие супруги, которую многие знали как женщину весьма скромную и явно не заслуживающую оказаться, так сказать, заочно в столь неприятной ситуации.
Одно накладывалось на другое, разбираться со всеми подобными сплетнями очень не хотелось. Но ведь если рану все время бередить, постоянно тыкать в нее чем-нибудь острым, можно, в конце концов, и с ума сойти от боли.
Геннадий не помнил, когда это случилось…
В один из дней, где-то в конце марта этого года, на базе появился некий странный тип. Внешне он был похож на хакаса либо бурята. Высокий, спортивный. С широким, плоским и неулыбчивым лицом…
С этой минуты Филипп, уже, естественно, принявший некоторую дозу на грудь — для установления полностью доверительного контакта с собеседником, весь превратился во внимание.
Мужик оказался тертый, бывалый. А на стройке появился, по его словам, чтоб подзаработать, если получится, на взрывных работах. У него уже имелся небольшой опыт, обретенный на стройках Железногорска. Какой там опыт можно приобрести, примерно представлял себе Геннадий, да и Миша, так он назвал себя, с его синими перстнями, вытатуированными на пальцах правой руки, скорее, напоминал зека. А впрочем, подобного народу здесь навалом, Сибирь — велика, и колоний в ней не счесть. Но люди-то живут, ничего другого им не остается!
Вот Геннадий, исключительно по доброте душевной, и устроил его к себе помощником. Он как раз в ту пору трассу по новой проходил, устранял боковые скальные выступы, которые надо было аккуратно подрывать, чтобы не нарушить при этом общий рельеф самой трассы. Почти ювелирная работа. А Миша не соврал, он в самом деле владел техникой.
Вечерами сидели в вагончике-балке, где Геннадий отгородил для себя угол. Тут Миша и увидел прилепленную скотчем к стенке фотографию Катеньки, поинтересовался, кто такая. Геннадий не очень охотно объяснил. На том все и закончилось. Поговорили и забыли. Да и Миша тот, собственно, неделю на базе и прокантовался, исчез так же неожиданно, как и появился. Ну ушел и ушел, Геннадий пожалел было напарника, но скоро и забыл.
А потом, вскоре, и произошел этот проклятый разговор с Катериной, который закончился полным разрывом их отношений.
Странно получилось, но буквально на другой день, за несколько часов до самолета, он неожиданно носом к носу столкнулся с Мишей. Того было прямо не узнать. Приоделся, выглядел вполне достойно, разве что перстни выдавали прошлое. Но он, видно было, совершенно своего прошлого не стеснялся. Он обрадовался встрече, а чтобы убрать всякие обиды за то, что сбежал со стройки, не сказавшись, уговорил Геннадия посидеть часок-другой в кабачке, все равно время оставалось. Миша был при деньгах и угощал щедро. И где-то между рюмками вспомнил вдруг фотографию в вагончике, сказал, что недавно видел эту женщину…
Геннадию, естественно, как соль на рану. Вот именно, соль! Болит, а ты добавляешь, еще и скребешь ее, проклятую, чтоб совсем уже невыносимо стало…
Одним словом, как это ни странно, добился-таки своего. Разговорил Мишу и выяснил, что у него обнаружился старый кореш, который теперь служит в окружении самого губернатора. Ну и, как говорится, слово за слово, рассказал корешу Миша, где однажды видел фотик этой дамочки. Тот чуть не отпал, а потом и сам заговорил. Они-то в своей компании много чего друг про друга знают, ну вот и Катерина эта самая у них постоянно на виду. Нет, врать он не стал про то, что спал там с ней или чего другое, она баба как бы строгая, не каждому дает. Но — и не без слабинки. А слабость эта ее называется господином губернатором. Он же ее от себя ни на шаг не отпускает теперь. С женой у него вроде какие-то семейные нелады, так вот и появилась замена по этой самой части…
Короче, в тот раз Геннадий с Мишей друг другу едва кровь не пустили. Просто тот посильней оказался. И поспокойней, порассудительней. Азиат все-таки, будь он проклят. И потом он, видать, понял, что, если человек не в себе, не стоит его этак-то прикладывать. Кончилось тем, что и в себя прийти помог, и даже в порт проводил, ручкой помахал.
А у Геннадия с того момента просто все из рук валилось. Хотел уже бросить работу и укатить куда угодно, на край света, к чертовой матери. Но надо же так случиться, что однажды утром вызвал его к себе начальник.
«Вот, — говорит, — тут тебе, Гена, срочный звонок был. Но тебя никак найти не могли. Возьми трубку и звони по этому номеру, очень просили».
Набрал Геннадий незнакомый ему телефонный номер и вдруг услышал ее голос — такой ласковый, радостный! Не давая ему сказать ни слова, она сообщила, что в один из ближайших дней, когда — сейчас уточняется, она прилетит к нему. Пора кончать глупые ссоры и надо в самом деле резко повернуть жизнь, иначе они оба так и состарятся, дуясь друг на друга, любя и ненавидя, а в общем-то, проклиная себя за собственную несдержанность и эгоизм.