Люськин ломаный английский - Ди Би Си Пьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ха! Что? — Гаврила снова начал жевать. — Что насчет «Манчестер Юнайтед»?
Блэр остановился на пороге.
— Ну, просто у нас есть кое-что…
— «Манчестер Юнайтед»?
— Ну, это ароматизатор, он как фейерверк…
— Иди сюда. — Гаврила махнул рукой, немного опуская дуло автомата. — Фаби!
Подошел Фаби, направив ствол на англичанина. Блэр посмотрел на оба ствола, на солдат и поставил стаканы на стол.
— Забавный ты парень, — сказал Гаврила. — Ну и хуйню ты несешь!
— Посмотрите, очень красиво. — Блэр разорвал пакетик зубами и высыпал содержимое в один стакан.
Жидкость потемнела, потом расцвела красным и синим цветом, словно венозная и артериальная кровь.
У Гаврилы сузились глаза.
— Слишком много цветов для «Манчестер Юнайтед». У них только красный.
— Ну, все равно, это ж из Англии. — Блэр сделал глоток. — Черешня, очень вкусно. По-своему напиток почти родной вам, потому что моя компания, «Глобал Либерти», производит не только его, но еще и пули для вас, в этом, Кунинске.
— Кужниске.
— Да, Кужинке. В общем, попробуйте! Неужели не хочется?
Блэр обвел глазами комнату. Поймав через задымленную комнату кривую усмешку Людмилы, он дернулся.
— Выпей. — Гаврила толкнул Блэра прикладом, откидываясь и глядя, как тот делает глоток.
Его глаза изучали лицо Блэра, ожидая результата. Ничего не произошло, Блэр только кивнул и причмокнул губами. Солдаты обменялись парой гортанных фраз. Фаби опустил приклад, потянулся к стакану Блэра и поднял его к носу, уставившись на жидкость. Еще обмен репликами, кивок от главного, и наконец Фаби отхлебнул напиток.
Гаврила метнул взгляд на Блэра и переставил к нему второй стакан водки, словно шахматную фигуру по доске.
Англичанин смотрел за приближением стакана, потом перевел взгляд на лицо солдата. Шах и мат. Блэр высыпал второй пакетик в водку.
— Это маленькая помощь солдату. Молоко военных матерей.
Он улыбнулся, как радушная хозяйка, глядя на солдат, следивших за тем, как растворяются цвета, прежде чем сделать глоток.
— Солдатам помощь не нужна. — Гаврила схватил стакан и вылил содержимое себе в рот, резко поставив стакан обратно на стол. — Ха! Бабское пойло. Такое только маленькие девочки пьют! — Он взял руку Блэра, сжал ее. — Рука мягкая, как титьки, видишь? Этот напиток помогает только маленьким девочкам, чтобы лучше с солдатами игралось. — Его подбородок припечатал дело: — Ха!
— Ну, если честно, — улыбнулся Блэр, — мне кружка пива ближе. И все же нищие не выбирают. В конце концов, мы на войне.
— Ха! Англичанишка! Что ты знаешь о войне?
— Ладно, поглядим, что ты через минуту почувствуешь. — Блэр облизнул губы для пущего эффекта. — Думаю, ты придешь к выводу, что насилие — старые методы и что нужно выигрывать битву за сердца и умы.
— Кумы?
— Умы, ну, мозги, головы.
— Старые методы? — хмыкнул солдат. — Англичане всегда применяют насилие. И всегда выигрывают. Типично английский подход — пускать в дело самое яростное насилие и плакать, словно девки, когда насилие оборачивается против них. Они только сами хотят безобразничать.
— Да, но я говорю об умах и головах…
— Послушай меня: ум нужен, чтобы найти врага, а там уж вступает насилие. Идеальный вариант.
— Ну нет! Ты послушай, вы можете угнетать людей насилием, но на самом деле вы победите их только свободой.
— Точно! — Гаврила ударил кулаком по столу. — Насилие побеждает свободу.
Блэр увидел, что лицо солдата сильно покраснело, разгладилась морщина на лбу. Солипсидрин начал действовать, внутри нарастала уверенность, сомнения проходили. Скоро его разум затмит победная музыка.
— Нет, ты послушай, — положил Блэр руку на стол, — ответь мне: чего ты хочешь в жизни: счастья или нищеты?
— Нищеты, — ответил Гаврила. — Только от нищеты приходит счастье.
Блэр пожевал губу:
— Да, но ты ведь хотел бы, чтобы другие были свободны от нищеты?
— Да, свободны для нищеты.
— Хмм. Ты знаешь странную штуку? У тебя есть власть. Ты можешь принести свободу, избавить их от насилия.
— Да, сила, — кивнул офицер, наклоняясь вперед. — Больше насилия, да.
— Ты можешь это сделать — очистить дорогу свободе, демократии. У тебя в руках огромная сила — в этот самый момент, когда ты сидишь здесь, ты очень силен.
У солдата затуманились глаза.
— Да, да, да, — бормотал он своему товарищу, потом перекинул ствол из одной руки в другую. — Сила.
В углу прочистил горло инспектор Абакумов, обращаясь к офицеру:
— Я не ошибусь, если скажу, что ваше отношение к иностранцу изменилось? Знаете, вы выглядите очень даже довольным и человечным. Может быть, вы и нас оделите своей новой благосклонностью?
Гаврила медленно повернулся. Его взгляд упал на Абакумова, словно платок на лужу, сжирая его напряженную выжидающую улыбку вместе с показным спокойствием. Не моргая и не отводя взгляда, он нащупал на коленях «Калашникова» и поднял ствол к животу.
Затем нажал на курок.
Из дула вылетело пламя. Комнату потряс выстрел. Пальто Киски дернулось и разлетелось в клочья. Ирина закричала. Группа распласталась на полу.
— Черт, — вздохнул Гаврила. — О, нет. Как там это у нас официально называется, Фаби?
— Урон со своей стороны, да?
— Да нет, нет, нечаянная смерть.
— Да, Гаврила, нечаянная. Со своей стороны бывает урон, когда убиваешь своего товарища, у которого есть оружие. А в этом случае, да, нечаянная смерть, потому что убит был ребенок, а не гангстер. И у нее оружия не было.
Вставая, Гаврила махнул рукой в угол, обращаясь к дрожащим, забрызганным кровью людям:
— А теперь вы увидели в самых ярких красках природы так называемого инспектора, этого гангстера. Посмотрите, что он сделал: заслонил себя такой крошкой. Вот поистине бандитская выходка. Мы должны сплотить ряды и сделаем вот что. — Гаврила снова схватился за автомат.
Любовь ахнула, когда ручеек крови достиг ее задницы.
— Но я же вообще далеко сидела! Она была ближе к нему!
Солдат не обратил внимания на слова женщины, торжественно махнув рукой.
— И, отдавая дань такому оскорблению природы, нужно сказать вот что: если вы не будете со мной, то будете против меня. С убийцей детей — с самим злом. — Рот Гаврилы остался немного приоткрытым, глаза знающе посмотрели влево. — Я только молюсь, что такого не будет.
Блэр сидел бледный как полотно, сложив руки на паху. Он дрожал так, что слышно было, как под ним скрипит стул. Глаза Гаврилы уставились на англичанина. Он подождал и взмахом автомата велел ему убрать руки. Вдруг его лицо расцвело, он радостно заорал, указывая на колени Блэра: