Битвы за Кавказ. История войн на турецко-кавказском фронте. 1828-1921 - Уильям Эдвард Дэвид Аллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее к юго-востоку войска генерала Чернозубова в Персидском Азербайджане двинулись к турецкой границе и заняли важные перевалы – Котур, расположенный на дороге Хой – Ван, и Башкале – на дороге Дилман – Ван. Мятежное население этого региона сохраняло спокойствие; даже шахсевены в Карадаге остались верными России, как они обещали в 1912 г. По всему левому флангу русского фронта в направлении Северного Ирака положение казалось стабильным.
Зато на другом конце Кавказского фронта обстановка оказалась более тревожной. Гарнизон Батума был слишком мал, а российский командующий генерал Елыпин оказался совершенно беспомощным. Этот район Кавказа считался очень ненадежным, и лазы и аджары, которые уже доказали свою силу в трех предыдущих Русско-турецких войнах, снова начали партизанскую войну. Турки без труда организовали из них отряд в 5–6 тыс. человек, и 15 ноября они уничтожили колонну (полтора батальона с двумя орудиями), посланную охранять медные копи в районе Борчка[73].
После захвата турками Борчка, Артвина и Ардануча Ельшина сменил более компетентный Ляхов, а к Батуму и Ардагану были подтянуты подкрепления. Слабость, продемонстрированная русскими в районе Батума, и переход долины нижнего Чороха в руки турок, несомненно, способствовали тому, что турецкий вице-генералиссимус решил начать дерзкое зимнее наступление[74].
Юденич и его штаб были крайне обеспокоены неудачным дебютом Кавказской армии. Характер заместителя наместника генерала Мышлаевского не обещал ничего хорошего, а генерал Бергман оказался еще хуже, чем ожидалось. 20 ноября Юденич посетил долину Пасин, где нашел генерала Бергмана в состоянии депрессии, причем все службы бездействовали, а в войсках царило уныние. Все удивлялись, почему высшее командование находится в Тифлисе, так далеко от них. После доклада Юденича, представленного наместнику, сместили начальника штаба Бергмана, но пожертвовать такой крупной фигурой, как сам генерал Бергман, который был лично знаком с императором, Воронцов-Дашков не пожелал.
А тем временем Бергман пришел в себя и 17 ноября (после отъезда Юденича) телеграфировал в штаб, запросив разрешение возобновить наступательные действия. Наместник ответил, что их силы слишком малы и нужно беречь войска и ресурсы, поскольку на подкрепления из России рассчитывать не приходится. В таком положении нечего и мечтать о победах; нужно приложить все усилия, чтобы предотвратить наступление противника, пока не будет достигнут успех на Западном фронте, после которого можно будет начать активные действия и на Кавказе.
За несколько месяцев до начала войны в Тифлисе появилась личность весьма необычная для консула Германии. Путешественник, спортсмен и модник, фон дер Шуленбург, офицер резерва Прусской армии, проявлял особый интерес к этнографии и естественной истории Кавказа. Принятый в тифлисском обществе граф вскоре приобрел популярность и наладил отличные отношения с членами гражданской и военной администрации, которые предоставляли ему все возможности для удовлетворения его страсти к охоте. Экспедиции часто заводили графа в дикие горные приграничные районы вокруг Ольты (где, как говорили, водится кавказский буйвол). Немецкий спортсмен перезнакомился со всеми местными проводниками. С объявлением войны в Тифлисе пошли разговоры, что он специально занимался изучением местности для подготовки наступления, которое началось осенью 1914 г.
Такие ходили слухи, а сам Шуленбург стал легендарной фигурой, по темпераменту сродни авантюристу Энверу[75]. После неудачного заговора Штауффенберга против Гитлера Шуленбург вместе со многими достойными немцами был арестован гестапо. Его с позором повесили в тюрьме Маобит в июне 1944 г. Шуленбург был человеком с военной жилкой и приятным, но сухим юмором. Он заслужил более достойную смерть.
Начать в ноябре панисламистское наступление на Россию было поручено Кемалю, а пантуранские операции Энвер оставил за собой. Его надежды подогревались новостями, приходившими с Кавказа. Русские, по всей видимости, были сильно ослаблены, и их войска почти не проявляли своих привычных высоких боевых качеств. Однако Хасан Иззет не являлся тем человеком, который мог добиться победы путем смелых и бесхитростных действий. Энвер слышал от турецкого военного атташе, находившегося с Гинденбургом в Танненберге, что русским особо удается маневр охвата. Он знал, что большая часть русской Кавказской армии занимает передовые позиции юго-западнее Саганлугского плато и что их ближайшая база находится в 65–80 км от Сарыкамыша и связана с фронтом только одной дорогой, которая проходит параллельно хребту Шакир-Баба, петляя у его подножия. Хребет Шакир-Баба сам по себе считался ничейной территорией, и русские, очевидно, рассматривали его как стену, в которую упирается их правый фланг, одновременно защищая линию коммуникаций от всех атак с фланга. Русские надеялись, что зимой, когда горы покрыты толстым слоем снега, турки не будут проявлять активности. По мнению Энвера, все это давало ему возможность нанести неожиданный удар.
Позади Шакир-Бабы русский правый фланг в Ольты защищала единственная бригада Истомина. Ольты являлся важным узловым пунктом; если захватить его внезапной атакой, то прекрасная дорога, построенная русскими, могла бы использоваться турками для наступления на Мерденик. Расстояние от Ольты до Мерденика составляет 72 км; от Мерденика по хорошей дороге всего лишь 42 км до Ардагана и 45 км до Карса. Обосновавшись в Ольты, турки были бы ближе к Карсу, чем русские в долине Пасин, – 113 км против 145. Более того, от Ольты через Бардиз в Сарыкамыш шла тропа. Воображение Энвер-паши рисовало соблазнительную картину: после внезапного захвата Ольты сильная турецкая группировка вклинивается между русскими войсками и их тылами в Ардагане и Карсе, после чего открывается путь для вторжения в Грузию и наступления на Тифлис по Куре и ущелью Борчалу. Уничтожение русской армии на Кавказе позволяет туркам завладеть всем Закавказским регионом, а туранские элементы поднимают всеобщее восстание. Призраки Ингурской и Абхазской кампаний двух предыдущих войн приобретали осязаемые формы.