На игле - Ирвин Уэлш

Ширли крепко сжимала руку дочери и ерошила ей кудри. Лиза была, пожалуй, единственным доказательством того, что Метти прожил не зря. Но, глядя на этого ребёнка, вряд ли кто-нибудь стал бы утверждать, что это доказательство было незначительным. Впрочем, Метти был не отец, а одно название. Ширли вывело из себя, когда священник назвал его отцом. Она сама была и отцом, и матерью. Метти предоставил ей свою сперму, а потом пару раз заходил и играл с Лизой, пока героин не завладел им без остатка. Вот и весь его вклад.

Он всегда был безвольным человеком, неспособным взять на себя ответственность и справиться с наплывом собственных эмоций. Большинство наркоманов, которых она встречала, были «кабинетными» романтиками. Метти тоже. Ширли любила это в нём, любила, когда он бывал открытым, нежным, отзывчивым и жизнерадостным. Но это длилось недолго. Ещё до «чёрного» он иногда бывал груб и озлоблён. Он писал ей любовные стихи. Они были прекрасными, но не в литературном смысле: просто они передавали удивительную чистоту чудесных эмоций. Однажды он прочитал, а затем сжёг одно из самых красивых стихотворений, посвящённых ей. Она спросила его сквозь слёзы, зачем он это сделал. Это показалось ей дурной приметой. Ширли ещё никогда в жизни не было так больно.

Он обернулся и окинул взглядом их убогое жилище:

— Посмотри вокруг. Ты об этом мечтала? Не обманывай себя: ты не живёшь, а мучишься.

Его глаза были чёрными и непроницаемыми. Его заразительный цинизм и отчаяние отняли у Ширли последнюю надежду на лучшую жизнь. Они чуть было не свели её в могилу, и тогда она мужественно сказала: «Хватит».

2

— Тише, господа, прошу вас, — умолял обеспокоенный бармен ватагу горьких пьяниц, в которую плавно превратилась группа скорбящих. Долгие часы стоического пьянства и тоскливой ностальгии, наконец-то, сменились песнопениями. Им ужасно захотелось петь. Напряжение спало. На бармена никто не обращал внимания.

Позор тебе, Шеймус О'Брайен,

Все девушки Дублина плачут,

Тебя проклинают и плачут,

Позор тебе, Шеймус О'Брайен!

— ПРОШУ ВАС! Успокойтесь! — кричал он. В этом маленьком отеле в фешенебельном районе Лейт-Линкса не привыкли к таким манерам, особенно в будни.

— Какого хуя пиздит там этот мудозвон? Мы должны проводить, на хуй, нашего ёбаного корифана! — Бегби мечет хищный взгляд на бармена.

— Слышь, Франко, — почуяв опасность, Рентон хватает Бегби за плечо, стремясь поскорее привести его в менее агрессивное расположение духа, — а помнишь, как ты, я и Метти поехали на открытие чемпионата страны?

— А как же! Помню, блядь! Я ещё сказал, на хуй, тому мудаку из ёбаного телека, чтоб он выебал себя в жопу. Как его звали, блядь?

— Кейт Чегуин. Чеггерс.

— Точно. Чеггерс.

— Чувак из телека? Из «Чеггерс Плейз Поп»? Чё, правда? — спросил Гев.

— Во-во, — сказал Рентон, а Франко самодовольно ухмыльнулся, подбивая его рассказать эту историю. — Короче, поехали мы на открытие чемпионата. А этот мудак Чеггерс брал там интервью для городского радио Ливерпуля, ну, просто пиздел с чуваками из толпы, да? Значит, подходит он это к нам, а нам в падло говорить с этим мудилой, но вы же знаете Метти, он вообразил себя ёбаной звездой экрана и начал грузить о том, типа, как классно тут в Ливерпуле, Кейт, и мы уматно провели время, и прочую херню. Потом этот дебил, этот мудак Чеггерс, или как там его зовут, тычет микрофон Франко, — Рентон показал на Бегби. — А он и говорит: «Пойди выеби себя в жопу, пидор!» Чеггерс покраснел, как помидор. У них был типа как «прямой эфир», и они потратили целых три секунды на то, чтобы вырезать эту фигню.

Пока они хохотали, Бегби решил оправдать свои действия:

— Мы приехали туда, блядь, на ёбаные гонки, а не пиздеть со всякими там пиздаболами с ёбаного радио, — у него было выражение лица делового человека, которого достали репортёры, пытающиеся взять у него интервью.

Франко мог завестить из-за любой ерунды.

— Ёбаный Дохлый не приехал. А Метти был его корешем, бля, — заявил он.

— Э, но он же во Франции… в той чувихой, это самое. Наверно, не может её бросить, врубаешься… в смысле… Франция, это самое, — заметил пьяный Картошка.

— А меня это не ебёт! Рентс и Стиви приехали из Лондона. Если Рентс со Стиви смогли приехать из ёбаного Лондона, то Дохлый мог бы приехать из ёбаной Франции.

Чувства Картошки чрезвычайно притупил алкоголь. По глупости он продолжал спорить:

— Да, но, э… Франция дальше… мы говорим тут про юг Франции, это самое. Врубаешься?

Бегби недоверчиво посмотрел на Картошку. Видимо, до него просто не дошло. Он сказал медленнее, громче и злее; его ужасный рот странно искривился, глаза засверкали:

— ЕСЛИ РЕНТС СО СТИВИ СМОГЛИ ПРИЕХАТЬ ИЗ ЁБАНОГО ЛОНДОНА, ТО ДОХЛЫЙ МОГ БЫ ПРИЕХАТЬ ИЗ ЁБАНОЙ ФРАНЦИИ!

— Ага… конечно. Мог бы хоть попытаться. Всё-таки похороны друга, это самое, да, — Картошка подумал, что Консервативная партия Шотландии прекрасно обошлась бы несколькими Бегби. Ведь дело не в сообщении, а в его передаче. Бегби умеет идеально излагать мысли.

Стиви чувствовал себя здесь неловко. Он отвык от всего этого. Франко огрел его по спине одной рукой, а Рентона — другой.

— Я охуенно рад опять вас видеть, чуваки. Обоих, блядь. Стиви, я хочу, чтоб ты присмотрел, на хуй, за этим чуваком, там, в Лондоне, — он повернулся к Рентону. — Если ты пойдёшь тем же ёбаным путём, что и Метти, я тебя так отпизжу, сука! Попомни мои слова, блядь.

— Если я пойду тем же путём, что и Метти, то нечего будет пиздить.

— И не надейся, блядь. Я выкопаю твоё ебучее тело из-под земли и буду пинать его ногами по всей ёбаной Лейт-уок. Ты меня понял?

— Какой ты у нас заботливый, Фрэнк.

— В натуре, заботливый, блядь. Ты подставляешь своих корешей. Правильно, блядь, Нелли?

— Чего? — пьяный Нелли медленно оборачивается.

— Я щас говорю, бля, этому чуваку, что он подставляет своих ёбаных корешей.

— И правильно говоришь, блядь.

Картошка разговаривает с Элисон. Рентон улизнул от Франко и подсел к ним. Франко схватил Стиви, показывая его Нелли, как трофей, и рассказывая ему, какой он классный чувак.

Картошка поворачивается к Рентону:

— Просто я говорю Эли, тяжко всё это, чувак, это самое. Я уже похоронил столько чуваков моего возраста, это самое. Интересно, кто следующий?

Рентон пожимает плечами:

— По крайней мере, какая бы хуйня ни случилась, теперь мы будем к ней готовы. Если бы давали учёные степени по утратам близких, то я был бы уже доктором наук.

Когда бар стали закрывать, они вышли гуськом в холодную ночь и направились со шмотками на флэт Бегби. Они уже двенадцать часов бухали и и разглагольствовали о жизни Метти и его смерти. В действительности, наиболее проницательные из них понимали, что все их домыслы, суммированные и переваренные, ни на йоту не прояснили этой жестокой загадки.