Змеиное гнездо - Яна Лехчина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хортима покоробило, что Хьялму считали не человеком, а существом.
– Ничего, – ответил он пылко. – Хьялма жаждет мести. Ему не нужны ни богатства, ни слава.
– Чем же он займется, когда отправит братьев в небытие?
– Пойдет на север, – заявил Хортим. – Доживать свой век. Он сам так сказал, и еще никому не приходилось сомневаться в словах Хьялмы – по крайней мере, его обещания стоят дороже обещаний Сармата-змея. Его вернула новость о пробуждении братьев. Хотел бы захватить княжества – воротился бы намного раньше.
Рот Люташа растянулся в мягкую неровную усмешку.
– Хортим Горбович! Я верю во все, что говорят о твоем наставнике. Он мудр и велик. А еще он властолюбив, не так ли? Он прожил на севере тысячу лет и, должно быть, забыл, какова власть на вкус. Сможет ли старый бойцовский пес остановиться, если вновь попробует крови?
Хортим оторопел.
Он не сумел ловко парировать выпад, потому что обнаружил: он и сам не знал ответа. Но ему нельзя было поддаваться, как нельзя было выказывать слабость или сомнение. Поэтому он расправил плечи и произнес сипло, почти шепотом, – всегда начинал говорить так тихо, когда волновался:
– Много лет назад Хьялма добровольно ушел жить отшельником. Не потому, что разлюбил власть, нет. Пустота в нем заглушила жажду могущества. Он тяжело болен и одинок. Он за многое себя винит, и единственное дело, которое он желает завершить, – уничтожить тех, кто причинил его семье столько страданий. – Хортим прочистил горло. – Подумай сам, Люташ Витович. Хьялма вынужден вернуться туда, где погибли младшие из его братьев, где заживо сгорели его жена и сын, где он проклял свою мать на вечные муки. Княжество, которым он так дорожил, стерто с лица земли. Все, что было ему дорого, – лишь отзвук легенд. Предположи, насколько ему невыносимо находиться среди нас.
Люташ Витович хмыкнул:
– Допустим.
Хортим продолжал. Мысль наскакивала на мысль, фраза – на фразу. У него разболелась голова, лихорадочно запылали щеки, а он все увещевал и увещевал, убеждал и убеждал.
Князь прервал его осторожным покашливанием; позвал слуг, повелел им принести выпить – он слышал, как изменился голос Хортима. Будто камни перемалывались в пересохшем горле.
– Это все хорошо, – ласково подытожил Люташ Витович, точно успокаивая разбушевавшееся дитя. – Очень, очень хорошо.
По его тону Хортим понял, что близок к провалу.
Не убедил. Не прельстил. Не сказал того, что сам Люташ не обдумал бы заранее.
Хортим перевел затравленный взгляд на княжича Микулу – лицо у того стало усталое и скучающее. Посмотрел на Фасольда, насупленного и невозмутимого, словно скала.
– Чего ты хочешь? – спросил он прямо и жадно. – У всего есть цена, и у твоей помощи тоже.
– Помилуй. – Люташ зацокал языком. – Мой мальчик, разве мы на торгах?
Похоже на то.
Слуги расставили четыре чаши, наполнили их вином из кувшина и покорно выскользнули из покоев.
– Я посылал своих людей на пепелище Гурат-града, – отвлекся Люташ, салютуя чашей. – Правда, «пепелище» – не то слово. Увы, драконий огонь погубил многое – людей, сады, деревянные дома. Но он не смог одолеть каменные хоромины, скульптуры и дороги… Только изуродовал. – Князь отпил и причмокнул, наслаждаясь вкусом. – О да. Уверен, у Гурат-града есть будущее. Великое будущее. Города, подобные ему, возрождаются, как южные птицы-пламень. Поднять его будет непросто, но разве это того не стоит? Хотя бы ради остального гуратского княжества, можно сказать, что обезглавленного… Бедные земли, потерянные жители… Каждый хочет урвать кусочек.
Хортиму показалось, что он недопонял. Что князь действительно без задней мысли сменил тему, а затем едва не вгрызся в его хитрые, довольные, обманчиво-простодушные глаза.
Гурат-град. То, о чем всегда грезили староярские правители.
Сладкий плод, недосягаемая высота. Единственная плата, интересовавшая Люташа Витовича.
Хортим хотел вскочить на ноги, отшвырнуть стул и разразиться отборной бранью. Но его сковал ужас – что Люташу его дозволение? Кому он сдался, отпрыск мертвого рода? Разве он сможет защитить свое наследство от посягательств? Однако Хортим вынудил себя сдержаться. Он принялся думать, сжимая чашу до побелевших костяшек пальцев, – мысли завертелись, и каждая из них увлекала за собой другую.
Люташ Витович хотел Гурат-град и его владения. Он не бросился на подмогу Сармату-змею, потому что знал: этого он не получит. Сармат всегда был дружен с тукерами, а ханы мечтали вернуть город себе.
Значит, своевольно Гурат-град не захватят. Люташ Витович не решится действовать за спиной у Сармата, и служба Хьялме – единственное, что помогло бы ему заполучить желаемое.
Острый крючок, на который бы удалось поймать староярца, вот только…
– Нет, – чуть не смеясь от гнева, прошипел Хортим. Черные глаза его стали бездонными и страшными. – Даже не думай, князь. Даже не надейся. Я тебе Гурат-град не отдам.
Он откинулся на спинку стула.
– А вот твоим внукам – возможно.
Осознание пришло довольно быстро.
Фасольд крякнул, вытирая смоченный в вине ус.
К лицу княжича Микулы прилила багровая краска. Лязгнув зубами, он высек:
– Отец…
Но тот махнул рукой, и Микула не решился продолжить.
– Это сватовство? – уточнил князь.
– Предположим, что так.
Люташ Витович прикрыл глаза, как кот, нализавшийся сметаны, – казалось, что был польщен, но на деле просчитывал ходы, мелькая сквозь ресницы жалящим зрачком.
– Ты даже не спросил, есть ли у моей дочери жених, – пожурил он беззлобно.
Хортим верил, что это не его забота.
– Итак? – спросил сухо.
Пальцы Люташа Витовича весело тарабанили по столешнице.
– О мой мальчик, – погрозил он, улыбаясь. – Так дела не делаются. Нам с тобой еще многое нужно обсудить.
– Идет война. Гибнут люди. Не к чему затягивать. – Хортим вскинул тонкий горбатый нос, словно клюв возвел. – Я женюсь на твоей дочери, и твои внуки займут гуратский престол, а потом отдадут его твоим правнукам. Но перед этим ты поможешь нам одолеть Сармата-змея. Разве тебе не по нраву такой расклад?
– По нраву, – осторожно признал Люташ. Микула ошалело смотрел то на отца, то на Хортима. – Однако это еще не все. Нам придется решить… некоторые сопутствующие вопросы…
Хортим кивнул:
– Решим.
Яхонты в косах V
Под ресницами млело сливовое и солнечно-желтое. Чароит и топаз. Аметист и янтарь. Кригга не хотела открывать глаза нараспашку, наслаждаясь этой игрой – переливом самоцветов, отражающих свечное пламя.
В полудреме она слышала, как Сармат, отсевший с постели на низкий, обитый тканью табурет, перебирал струны на тукерской домбре. Тихо, чтобы ее не тревожить. Мягко и не слишком искусно – Рацлава, наверное, пришла бы