Баннерет - Мстислав Константинович Коган

Забрали всех. Суки. А нам, значица, нужно к началу следующей седмицы (недели) новых как-то изловить.

— Ага, как же, — отрезал первый, — Они теперь будут осторожничать. Вон, Мика тебе не рассказал что они наняли каких-то разбойников. Для охранения, стал быть. А во главе у них чародей. Или чародейка. Хер понимаешь, его разберёт. Он то одним обликом оборачивается, то другим.

— Да брешет твой Мика. Пугает. Ты своей головой подумай хоть немного, — раздражённо бросил второй, — Он же из этих. Из деревенских. Откель ты знаешь. Мож просекли, что он с Динкой твоей сношается. Да и сказали, мол, не набрешешь им. Не напугаешь, так яйцы тебе отрежем. Поглядим, значица, как ты без них справишься. Ну вот он и заливает.

— Я сейчас зубы тебе пересчитаю, если ты ещё раз про Динку такое… — рявкнул первый, явно намереваясь съездить по зубам своему товарищу, но быстро остыл и добавил, — Я тож поначалу супротив был. Да что сделать то мог, ежели у них такая большая лябовь.

— Лябовь, лябовью, а человек обо всём забывает, ежели ему нож к мужскому естеству приставить, — флегматично заметил второй, — Да и к тому же, где это видано, чтоб по миру шастали чародеи. Их же орден, всех повывел.

— Этот, говаривают, пришёл откуда-то с севера. Может из вольной марки пожаловал.

— Всё равно звучит, как брехня. Где это видано, чтоб мужик бабой оборачивался. Другое дело — выворотец. Но ониж к чарам то не…

Дослушать я не успел. Сверху упал небольшой камушек. Стукнул меня по капюшону и скатился в жидкую грязь, стекавшую с небольшого вала. Знак. Всё чисто.

Я схватился за верёвку, уперся ногами в частокол и полез наверх. Это оказалось непросто. Руки гудели, ботинки то и дело норовили соскользнуть с мокрых брёвен. Капюшон то и дело сползал на глаза. Спасло лишь одно — стена оказалась невысокой. Рука зацепилась за край, в тот самый момент, когда ноги потеряли опору. Я шумно выдохнул и изо всех сил вцепился в бревно, пытаясь не свалиться вниз. Кое как удержался. Немного повисел, приходя в себя. Подтянулся. Закинул ногу и перевалился на ту сторону.

Пальцы заскребли по бревну. Соскользнули. Я дёрнулся. Попытался нащупать опору, но не сумел и камнем рухнул на землю. Прямо в лужу жидкой, отвратительно воняющей грязи.

— Э слышал? — донеслось откуда-то из-за домов, — Ростан, пойди проверь.

— Куда? Зачем?

Я попытался встать, но в плащ вцепилась чья-то крепкая рука. Рванула в сторону и поволокла прямо по размоченному дождём дерьму, внутрь сарая, из глубины которого слышалось хрюканье растревоженных свиней.

— Не слышал? Тамчто-то хлюпало. Может шароёбится кто по темнякам.

— Хряк твой хлюпает и шароёбится. Поди опять пошёл в дерьме валяться, только и всего.

— Но всё равно, надо бы проверить.

— Тебе надо, ты и иди. Иди-иди отседова. Пока у нас от тебя пиво в крынке не скисло!

Послышалось дружное ржание нескольких глоток. Похоже, удача нам улыбалась. Дозорные и патрули были сегодня навеселе.

Бернард заволок меня в сарай, помог подняться. Поднёс палец к губам, жестом показывая, мол, ни слова. Свиньи встревоженно хрюкали, храпели и месили жидкую грязь стараясь забиться поплотнее в угол строения, которое уже начинало понемногу крениться под их весом.

— Эй Тинг. Иди ко мне дружок. К ноге! — крикнули с той стороны. В ответ послышался громкий лай собаки.

— Блять, — выругался Бернард, приподнимаясь и направляясь к выходу из сарая, — Надо уходить. Быстро. Собака нас учует, даже если мы по уши в дерьмо закопаемся!

— Погоди, — одёрнул его я, — Пса беру на себя. Сможешь бесшумно убрать дозорного?

Сержант молча кивнул.

— Хорошо. Если всё получится, пёс замрёт на несколько секунд. Разделайся с дозорным, а потом вскрой горло и ему, чтоб гавкать не мог.

Снова молчаливый кивок. Холодный блеск серой стали, на мгновение промелькнувший под плащом. Глухая, напряжённая тишина, нарушаемая лишь хрюканьем свиней, да шелестом дождя.

Я прикрыл глаза. Сосредоточился. Начал вытягивать из кончиков пальцев тонкие энергетические щупы, подбираясь ими к узкому проходу между свинарником и избой. Туда, откуда должны были вот-вот показаться дозорный с собакой. Времени у нас будет всего секунда, если не меньше, прежде чем пёс поднимет лай.

Внезапно мир перестал существовать. Провалился в чёрное ничто, окутавшее меня холодным, колышущемся туманом. На несколько мгновений уши забила глухая, тяжелая тишина. Затем, в тишине появился голос. Тихий шёпот заполонил собой всё окружающее пространство.

«Иди к нам. Слейся с нами. Стань нами.»

Твою мать, только не сейчас!

Я попробовал сопротивляться. Пульсирующая боль раскалёнными гвоздями впилась в виски. Шёпот стал громче. Перерос в крик. В рёв. Но отступать было некуда. Я рванулся. Усилием воли отодвинул клубящийся, шепчущий полог. И увидел.

За пологом была комната. Тёмный, сырой каменный мешок, свод которого поддерживала толстая колонна. Возле стен виднелись отверстия водостоков, забранных проржавевшими решётками. Но привлекло моё внимание отнюдь не это.

Оно… Оно просто не могло быть живым существом. Белёсая, уродливая биомасса, тело которой обвивалось, оплетало колонну. Пульсирующие отростки стелились по полу густым ковром. Тянулись к водостокам и пропадали в густой, влажной тьме. Существо замерло. Напряглось, почувствовав моё присутствие. В воздухе разлилось удивление. Любопытство. Восторг. А затем оно атаковало.

«Иди к нам. Слейся с нами. Стань нами.»

Слова впились в виски. Проникли сквозь кость и начали вгрызаться в мозг, с каждой секундой проникая всё глубже. Я закричал. Попытался закричать, но у меня не было тела. Не было оболочки, которая могла бы это сделать. Остался лишь крошечный сгусток энергии, к которому уже тянуло свои щупы это уродливое существо.

Внутри начала закипать злость. Эта сука строит на меня какие-то планы. Хочет сожрать. Сделать частью себя. Частью уродливой, белёсой массы, в которую превратилась сама. Вот только хером ему по всей морде. Я ещё не собираюсь подыхать. Не здесь и не сейчас. И уж точно не сольюсь с ним.

Злость переполнила и начала выплёскиваться наружу. Выливаться тонкими огненными струйками. Шипеть и гореть на сырых камнях.

Существо отпрянуло. Втянуло щупы внутрь своей уродливой массы. По его поверхности прошла мелкая, едва заметная рябь. Оно дрожало. Дрожало и боялось. Но меня уже было не остановить. Банально потому, что меня больше не существовало. Остался лишь полупрозрачный сгусток энергии из которого струями хлестала злоба. Её огненные струйки паутиной опутали всю комнату. Вплотную подползли к щупам твари.