Укрощение строптивой - Сюзанна Энок

Внезапно на его плечо легла чья-то рука, и, резко развернувшись, Адам нанес наглецу удар в грудь. Пошатнувшись, Китинг плюхнулся на пол.

— Проклятье… — Адам присел на корточки и заглянул в лицо друга. — Какого дьявола?.. Что вы здесь делаете?

Китинг помотал головой и пробормотал:

— Сам не знаю. Где я?..

— Потом объясню. Идемте. — Выпрямившись, Адам рывком поставил друга на ноги.

— Нет, — заупрямился Китинг. — Я останусь. Тут и буду жить.

— А-а… понятно.

Адам сжал кулак, примерился — и врезал приятелю в челюсть, со всей силы. Китинг охнул и начал оседать на пол.

Не позволив другу упасть, Адам взвалил его на плечо и, повернувшись к скелету, проговорил:

— Благодарю вас. Всего доброго.

Покинув это отвратительное заведение и с трудом дотащив Китинга до кареты, ждавшей неподалеку, герцог бесцеремонно забросил в нее обмякшее тело.

— Домой, Миллет, — велел он кучеру, забравшись в карету и устроившись на сиденье.

— Сию минуту, ваша светлость.

В следующее мгновение карета тронулась с места.

Китинг с трудом разлепил один глаз — по крайней мере, так ему показалось, потому что с открытым глазом он видел то же самое, что и с закрытым, — то есть кромешную темноту. А потом острый нож вонзился ему в череп и продолжил вонзаться, то и дело подергиваясь. А-а… значит, он все-таки проснулся.

Застонав, Китинг приподнялся на локте. Единственный открытый глаз начал кое-что видеть, и Китинг понял, что находится в спальне, отведенной ему в Басвич-Хаусе. Но когда же это он успел сюда вернуться?..

Причем кто-то не просто задернул шторы на окнах, но и набросил на карнизы плотные одеяла. Скорее всего Пиджон постарался. За долгие годы службы его камердинер хорошо усвоил, что не следовало попадаться на глаза хозяину, пока он оправляется после неумеренных возлияний.

Стакан с водой стоял на тумбочке у кровати. От воды ему наверняка станет хуже, однако все же…

Нахмурившись, Китинг одним глотком осушил стакан и замер в ожидании последствий.

Внезапно дверь отворилась, в комнату хлынули потоки света, и Китинг, поморщившись, зажмурился.

— Закройте! — прохрипел он.

Дверь закрылась.

— Я принес чай с абсурдным количеством сахара, — послышался голос Гривза. — Пиджон уверяет, что это поможет, но лично я очень сомневаюсь…

— Иногда помогает, — отозвался Китинг. Тут он кое-что вспомнил и пробормотал: — Выходит, вы свалили меня одним ударом?..

— Увы, пришлось. Поскольку вы заявили, что намерены жить «В гостях у дявола». Да-да, именно «у дявола» — так и было нацарапано на двери того заведения. Не мог же я позволить вам поселиться там, где столь бесцеремонно обращаются с английским языком.

— Но как вы меня нашли?..

— После долгих поисков в тех местах, которые я когда-то хорошо знал, в том числе и там, где больше никогда не желал бы очутиться. А вы уже в состоянии отвечать на вопросы?

Китинг взял чашку с горячим чаем и бросил в нее пять кусков сахара.

— Смотря на какие.

— Скажите, чего именно вы надеялись добиться? Вы же сами отправили девушку под венец, заработали свои тридцать сребреников, а в итоге уползли в сточную канаву? Ну и какой в этом смысл?

— Это уже три вопроса, — со вздохом ответил Китинг.

Упоминание о сребрениках показалось ему весьма уместным. Несмотря на согласие Камиллы, он чувствовал себя предателем, так как в глубине души знал: она справится, но счастливой не станет. Но ведь и он тоже не смог бы ее осчастливить. Или смог бы? Во всяком случае, Фентону это уж точно не под силу.

— Тогда ответьте на первый, — сказал Гривз.

Китинг не сразу вспомнил, каким был первый вопрос, наконец проговорил:

— Я решил скрыться с глаз долой до субботы и назначенного часа церемонии.

— А-а… ясно. Что ж, это вам почти удалось.

Почти?

— Вы сказали… «почти»? — удивился Китинг. — А какой сегодня день?

— Пятница. Скоро вечер.

— Проклятье! Адам, вы должны были оставить меня там!

— Хм… — Почти бесшумно приблизившись к кровати, герцог протянул другу какую-то бумагу. — Я бы так и сделал, если бы не это.

— Что это? — спросил Китинг.

— Поскольку лампу лучше не зажигать, я вам расскажу. Я поручил кое-кому выяснить некоторые обстоятельства, а именно — где успела побывать леди Балтроу за последние шесть лет.

Китинг нахмурился.

— Как — где?.. Она жила в Мадриде, я же вам говорил.

— Так говорила вам она, а также ваш поверенный. Кстати, на вашем месте я выгнал бы его немедленно. Я решил никому не верить на слово, поэтому все разузнал сам. Так вот, ваша дорогая обуза действительно провела год в Мадриде. А до того снимала дома в Вене, Париже, Риме, Флоренции и Венеции. — Герцог заглянул в бумагу. — Кажется, Италия пришлась ей по душе.

— Но при чем тут все это?.. — пробурчал Китинг. Он не понимал, зачем Гривз завел этот разговор. И даже если Элеонора действительно путешествовала чаще, чем он думал, Гривза все это совершенно не касалось.

— Могу также сообщить вам имена мужчин, которые составляли ей компанию, — продолжил герцог. — Шесть лет назад это был один прусский граф, а сразу после него некий малый, известный нам лишь по имени Жан Пьер, представил ее лорду Эмеро, которого сменил какой-то испанский трубадур, — его присутствие в этом списке кажется столь же невероятным, как и способ, которым я навел о нем справки. А затем… К сожалению, мой осведомитель так и не смог установить, был ли граф Адинольфи до, одновременно или после маркиза Мильоре. Далее…

— У меня от вас разболелась голова, — проворчал Китинг. — И я по-прежнему не понимаю, какой смысл в том, что вы перечисляете места, где она жила, а также ее любовников.

— Я оставлю вам этот список. Допивайте чай. И подумайте хорошенько. — На полпути к двери герцог остановился. — Никто не оказывается настолько слепым, как тот, кто считает, что недостоин быть зрячим.

После ухода Гривза Китинг спустил ноги с кровати и допил чай. На подносе он обнаружил несколько тостов и медленно сжевал их, запивая второй чашкой чая.

До возвращения в Лондон он частенько просыпался в таком же состоянии, но не мог припомнить, чтобы голова у него когда-либо болела так же, как сегодня. Впрочем, на этот раз он беспробудно пил почти двое суток. А обычно ему приходилось оправляться после одного-единственного вечера, посвященного пьянству.

Наконец он поднялся и, отыскав шейный платок, туго обвязал им голову. Потом взял список Гривза и, осторожно раздвинув шторы на несколько дюймов, принялся читать.