Безумное танго - Елена Арсеньева

И, как всегда, когда он входил в этот дом, мелькнулоудивление: откуда здесь этот запах? Пахло гнилью, сыростью, старыми заношеннымивещами. Это был неистребимый запах прежнего жилья Фроловых – запах барака. Онивошли в эту новую скорлупу как бы заново родившимися – с новой судьбой, в новойодежде, и сама скорлупа была отделана и переделана до неузнаваемости. Изпрежней фроловской жизни здесь не было ничего, все отправилось в сарай, однакозапах, который когда-то царил в покосившемся бараке, воцарился и здесь. И Юрийощутил, как его охватывает привычная тоска и безнадежность, как будто не прошлодесяти лет с тех пор, как он впервые ощутил этот запах, как будто он невырвался наконец из цепких Лориных лапок и по-прежнему вынужден жить здесь, слушатьгрозные проповеди Фролова о том, что коммуняки только и способны были, что питьнародную кровь, а работать не умели, поэтому так быстро выпустили из руквласть, сносить бесконечные Лорины пинки по его самолюбию и терпеть глупостьАнтонины, которая, впрочем, была самым безобидным существом в семье, и еслиобижала Юрия, то просто по врожденному неумению не обижать людей, и постояннонаходиться в глухой обороне в отношениях с Серегой и Вовкой, которые никогда неупускали случая попрекнуть родителя тем, что он поспешил отдать Лору за сынкаобкомовского босса, ныне нищенствующего на зарплате учителя…

Это была любимая тема разговоров Лориных братьев: как папашалопухнулся. Но, с другой стороны, Фролова, только что вышедшего из тюрьмы иузнавшего, что его дочь беременна от сына завотделом обкома партии, тоже можнобыло понять! Кто же знал, что через год или два все пойдет таким прахом. В тупору обкомы еще были незыблемой крепостью – или, во всяком случае, казалисьтаковой. К тому же время для аборта было безнадежно упущено, а ребенок не могродиться без отца.

Юрий привычно стиснул зубы при воспоминании о Костике. Этобыл чужой сын… конечно, как могло быть иначе, если он с пеленок привык слышатьоб отце только ехидные гадости. А ведь именно из-за него Юрий терпел гнетущиеузы этого брака целых восемь лет. Ну, с другой стороны, мог бы уделять сынубольше внимания, если бы так уж не хотел его терять. Он же заботился большевсего о том, чтобы не потерять самого себя в этом сумасшедшем доме, гдевынужден был жить. Он настолько глубоко погружался в дела, в диссертации, вкниги, в подготовку к защите, что искренне забывал обо всем и только знайтаращил глаза, приходя домой и обнаруживая какие-то очередные новшества. Фроловоткрыл один магазин, второй, третий… оптовый склад, второй, третий… сталакционером того-то, того-то и того-то… вошел в правление банка, второго,третьего… купил жене модное ателье, парфюмерную лавочку, парикмахерскую и салондамского белья для новой элиты… нанял для Лоры учителей иностранных языков, отправилее на курсы автовождения, в кругосветный тур… купил сыновьям иномарки, вторые,третьи… Кошмар, словом.

Удивляло только, что при этаком размахе Фролов не построилдля своей семьи дворец, а вселился в квартиру в старом и довольно-такиобветшавшем доме. Но надо знать психологию коренного нижегородца откуда-нибудьиз Красного Сормова, или с Автозавода, или вовсе из пригородов. Обитатели этихокраин рождались и умирали с сознанием, что поселиться на Верхне-Волжскойнабережной означает при жизни занять себе местечко у самых райских врат. Фроловпросто не мог упустить такую возможность.

«Откуда у него такие деньги?!» – позволяли себе иногдаужасаться тактичные родители Юрия. И сами себе отвечали глубокомысленно:«Какой-нибудь воровской общак, не иначе!» Да, их образование пополнялосьсемимильными шагами – они уже не думали, что «заказать» можно только пальто илиплатье, однако убежденность в правоте Бальзака, некогда сказавшего, что воснове каждого крупного состояния непременно лежит преступление, крепла у них скаждым днем.

Они никогда не упрекали сына за то, что однажды поддался,так сказать, плоти и изломал себе жизнь. Жестоко было бы упрекать его – в концеконцов, сильнее всех от своей «юношеской шалости» пострадал сам Юрий. Ивсе-таки безумная жизнь в доме Фроловых была почти терпима, пока для Лоры онбыл единственным светом в окошке, пока была надежда, что Костик останется навсю жизнь таким же нежным, прилипчивым лизуном, каким он был в год, два, три,четыре, даже в пять лет…

Хотя нет, в пять он уже начал меняться. Компьютер сожрал егосознание – вернее, эта игровая приставка, заменившая книжки, сказки, песенки,друзей. Оторваться от «Денди» он мог, только если кто-то из дядей обещалпокатать его на иномарке. Смешно, но любые машины в доме Фроловых называлисьтолько так: «иномарки». Не мой «Мерседес», «БМВ» или «Лэнд-Круизер», к примеру,а моя иномарка. С другой стороны, эти самые марки менялись так часто, что ихназвания просто не удерживались в голове. Как перчатки менялись!

Нет, Юрий не мог сказать, что Костик предоставлен самомусебе. Лора оказалась довольно заботливой матерью, и за это он прощал ей оченьмногое, пока не понял, что все ее заботы о сыне – только средство оторватьмальчишку от отца, внушить ему, что «папа Юра» (честное слово, его так иназывали при мальчике, как будто у Костика был еще один какой-нибудь папа,Коля, к примеру, или Вася!) глупый, ничего не умеет, у папы Юры нет денег сынуна мороженое, на новый костюмчик, на новую игру, на конфеты и все такое. А удедушки есть. И у дяди Сережи с дядей Вовой. И у бабушки, и у мамы…

Жизнь Фролова являла собой типичную картину жизни«новорусского» скоробогача. Юрию иногда казалось, что все эти «фроловы» сами посебе не менее однообразны, чем их предшественники у кормила жизни – партийныебоссы. Всех их, чудилось, отливали в одной мастерской: сначала массовым потокомшли верные сыны коммунистической партии, застегнутые на все пуговицы, счугунными взглядами и речами о «развитом социализме», а потом, словно оборонныйзавод перестроили на выпуск мультивибраторов, с конвейера повалили эти… свылупленными от жадности глазами, бритыми затылками, покатыми накачаннымиплечами и пальцами веером. У новых было одно преимущество: они никому не врали.Они пришли разрушить страну и нахапать – и не скрывали своей цели!

Юрий встряхнулся. Похоже, он уже довольно долго стоял вотделанной под мрамор прихожей, опершись на какую-то псевдоантичнуюполуколонну, и тупо смотрел в стену. Глаза уже вполне привыкли к темноте,времени терять не следовало. Кто ее знает, эту Лору, вдруг да и решит провестиостаток ночи под родительской кровлей. А то и не одна завалится сюда – с нееведь станется!

Он отклеился от колонны и вошел в гостиную. Тихонько журчалбессонный фонтанчик. Юрий сел в кресло и положил руки на подлокотники так, чтопальцы обхватили точеные деревянные кругляши, скрытые в шелковых складках,рельефно собранных вокруг.